зародилось в моём сердце.
– Откуда? – только и смог вымолвить я с дурацкой улыбкой на губах.
– Она Хонгкван.
– Что это означает?
– Хонгкван переводится как «дар».
– Она полиглот?
– Что это означает? – теперь уже удивился Мон новому слову.
– Полиглот – это человек, знающий много языков, – пояснил я.
Наконец и мне предоставилась возможность хоть кому-то продемонстрировать силу своих знаний.
С того самого момента, как я поднялся на борт нашего самолёта, я стал сомневаться в уровне своего IQ.
– Тогда да. Лиа Ханкунг – полиглот, – с какой-то распирающей гордостью заявил Мон и тут же добавил:
– Предупреждая твой вопрос… Лиа Ханкунг на вашем языке означает «цветок ночи».
Мотор катера смолк, и я услышал тишину. Именно тишину, наполненную шелестом моря и дикими, даже эротичными криками птиц. Это было поразительно. И это была тишина в моём понимании. Мягкая, тёплая, ленивая тишина.
По мере нашего приближения к берегу громче и громче нарастали детские голоса и крики, постепенно разрушая торжествующую магию.
Перед нами предстала деревня из сорока пяти соломенных-бамбуковых лачуг. По берегу бегали чумазые, горластые дети, и действительно, как и говорил Мон, на нас не обратили ни малейшего внимания.
Однако, когда Лара вытащила на берег свои рюкзаки, битком набитые алкоголем, сигаретами и всевозможными сладостями, вокруг неё собралась жадная, нетерпеливая толпа. И даже шаман для одобрения не понадобился.
Я схватил свой аппарат и, мигом сменив оптику, начал щёлкать всё подряд.
Со мной такого не бывало. Всегда, прежде чем «щёлкнуть», я проводил целый ритуал. После двух выпитых чашек капучино я доводил до истерики всех визажистов, а затем и саму модель. После мне требовалось выпить два бокала холодной Mondoro Asti, и дело шло, но исключительно у меня одного.
Сейчас, глядя в объектив своего фотоаппарата, я ужасался, и шампанское бы вряд ли помогло.
Несомненно, в этом месте и у этого народа присутствовал экзотический, неповторимый колорит, но его обесценивало и принижало убожество разноцветных европейских тряпок с дурацкими никчёмными надписями. Абсолютная неуместность американских бейсболок – это просто бесило меня.
Мне всегда доставляло страшное мучение отсутствие стилевой целостности. Терпеть не могу эклектику в любом её проявлении. Самым же возмутительным и тяжело переносимым для меня являлось вопиющие кощунство и мародёрство. Именно так я характеризовал моменты, когда с Троицкого моста или с Дворцовой набережной, исторического центра Петербурга, открывался изумительный и роскошный вид на набережную Петра и на дом военморов – памятник архитектуры между прочим, и на фасад, обращённый к Неве, и на гигантские вывески: «Мегафон» по одну сторону от монументальной скульптурной группы Матрос и Кораблестроитель, а меж ними ботик Петра I, и вывеску «ВТБ» – по другую.
Или
