«равви», великого и ужасного, который сумеет, наконец, положить конец моему немыслимому путешествию.
Домой! В Россию! В Москву! В Митино!
Я увидел парня немногим старше меня. Честно говоря, ожидал кого-то посолиднее. Небрежно раскиданные по плечам русые с медным отливом волосы, лёгкая небритость. Типаж свободного художника. У нас Толик Белозёрцев одно время под такого косил, пока шеф не вздрючил: не солидно для крутейшей должности менеджера по продажам. Рост средний, глаза светлые, лицо тонкое, загорелое, чуть заострённое книзу, и удивительно знакомое. Бывают такие лица: увидишь – и начинаешь припоминать: где, когда, при каких обстоятельствах, вплоть до детсадовских тусовок. И после долгих мучительных прогулок по самым глухим, тернистым и извилистым тропинкам памяти с облегчением признаёшь ошибочность изначальной посылки. Вот и сейчас не было исключением. Минут пять я всматривался в неуловимо знакомые черты, но пришёл к выводу, что «равви» похож на какого-то импортного певца или киноактёра. Вот Магда сразу определила бы фамилию, у неё память, как у Штирлица.
Интересно, что он говорит? Я огляделся. Народ воспринимал, кто с недоверчивой усмешкой, кто с немым восторгом, но все слушали, как первокурсники на лекции. Даже полуодетые красотки пораскрывали ротики. Вот бы перевести, может и мне б когда пригодилось? Всё ясно: парень – очередной проповедник, один из тех, о которых рассказывала Алина. Наверняка провозгласил себя пророком и обещает всем почитателям Царство Небесное. Что ж, я согласен на что угодно: хлопнуться на колени, целовать крест, плясать под бубен… Пусть он будет магом, чародеем, экстрасенсом, мошенником – лишь бы помог сделать отсюда ноги.
Маленький калека дожевал лепёшку и принялся рисовать прутиком на земле. Получился домик с окошками, очень даже неплохой. Заметив моё внимание, он снова улыбнулся и передал прутик мне, что-то шёпотом проговорив. Наверно, предложил включиться в игру. Я нарисовал машину. Мальчик удивлённо расширил глаза.
– Мерседес. – Объявил я. – Ну, если хочешь, БМВ.
Он вдруг рассмеялся, покачав головой. Даже немного обидно стало. Ну, не Глазунов я, подумаешь…
– Ладно, пусть будут «жигули». Я не гордый.
Мальчик что-то прострекотал на непонятном своём языке, перехватил у меня прут и хотел что-то добавить, но тут его мать сердито шикнула и, стрельнув в меня недобрым взглядом, изъяла художественную принадлежность и выбросила в ближайшие кусты.
Тем временем «равви» закончил говорить, и народ ломанулся к нему со страшной силой как поклонники за автографами кумира. Полуодетые красотки горячо обсуждали услышанное и, кажется, спорили. Одна выглядела взволнованной и едва не плакала, кутаясь в полупрозрачную шаль. Вторая резко что-то выговорила, фыркнула, затем покрутила пальцем у виска, и быстро ушла прочь. Первая же нерешительно побрела к собравшимся. Мать маленького калеки тоже подхватила
