что так выйдет, да и сам бы ты по-другому не сделал. А у дверга этого, видать, Норнами так выткано…
Торбранд не ответил. Рёрик, конечно, по большому счету был прав, такого еще не бывало и винить хирдманов в случившемся было бы просто выплеском злобы на бессилие. Но как теперь быть с подземником?.. О, воля Норн!..
– А где у нас главный трофей, конунг?! – под одобрительные возгласы неожиданно встал со своего места Хальвдан, и тяжелые мысли Торбранда мигом унеслись прочь. Конунг поднял глаза и улыбнулся, прекрасно понимая, что тот имеет в виду далеко не ноутбук, отнятый у контрабандистов. Небрежно сделав знак стоящему у дверей зала трэлю, он выпрямился на своем кресле.
– Ну так порожните рога, хирдманы! – звонко крикнул он и еще шире улыбнулся, когда посланный за двери прислужник шустро внес в избу трофейную бутыль самогона, а под крышу рванулся единый ладный вопль. Под прозрачную струю тут же потянулись кружки и рога, сидящий рядом Рёрик расхохотался и конунг окончательно выбросил из головы неприятную тему, протягивая кубок рабу. Все завтра…
Наполнив поистине великанский рог, слева от Атли из-за стола поднялся широкоплечий детина.
– Сказать хочу, – негромко рявкнул он, и за столами мгновенно притихли, пряча улыбки в бородах. Гигант повернул к конунгу раскрасневшееся от выпитого пива лицо. Голос его, совершенно не вязавшийся с чудовищными мышцами воина, когда не кричал, был высок и даже немного гнусав, – поднимаю этот рог за нашего славного конунга Торбранда, сына Хаскульда, что на землях раумов достойнейший из правителей, победителя турсов и хримтурсов, альвов и свартальвов! Славься, конунг! Кто славит – пьет до дна! Скъёль!
– Скъёль! – многоголосо грянуло в ответ.
Великан опрокинул рог, а по избе пронеслась волна, когда из-за столов начали подниматься дружинники, вскидывая руки в приветствии. Конунг тоже встал, поднимая кубок над головой, и цепким взглядом пробежался по лицам, не упустив ни одного.
– Славьтесь, ближники! – и жадно опустошил кубок.
Крепкий напиток ударил по лежавшему на дне пиву и понеслась гульба… В Раумсдале по другому не умели. После этого Миха неожиданно, словно сам залпом выпил стакан самогона, осел на лежак и погрузился в ледяное небытие.
Сколько прошло времени, Миха мог определить весьма приблизительно, да и то, казалось, что оно замедлилось, словно кто-то руками держал на часах стрелки. После того, как прошли видения и кончился неожиданный морок, он просто сидел на кровати, ожидая, пока навалится сон. Но время текло карамелью, рана продолжала пульсировать, а дремота все не приходила.
Где-то в канализации шуршали крысы, за стеной стонали или негромко переговаривались такие же, как и он, пленники. Миха лег, ворочаясь на жестком лежаке, и принялся считать овец. Не помогло. Не помогла так же выключенная лампа, погружение в медитативное состояние и ритмичное успокаивающее дыхание. Кузнец ворочался, мерил шагами камеру,
