она дерева, но Русь ей одной не перестроить, и потому она приложила силы, какие только могла, чтобы добавить к ветреной легкомысленности княжеских теремов немного стабильности и основательности. Парадную горницу в княжеском дворце, где вершились государственные дела, она велела отделать драгоценными кипарисовыми досками, привезенными из Греции. Отполированный янтарно-желтый кипарис приобрел мраморную твердость и придал парадной зале ощущение стабильности.
На стенах просторной горницы висели драгоценные персидские ковры. В промежутках между ними виднелась причудливая резьба по светлому дереву, в которое, как в тело Спасителя, варварски были вбиты грубые железные гвозди, на которых висело оружие: щиты, копья, мечи, топоры.
Это воевода Свенельд настоял. По его мнению, оружие на стенах придает власти необходимую пышность.
Хоть и не любила показную роскошь княгиня Юлия – монахиням роскошь не по чину, от «лукавого» роскошь, – однако вынуждена не только терпеть, но и даже, так как горница предназначалась для княжеских приемов, прилагать силы, чтобы парадная зала выглядела как можно богаче.
Вспоминая византийские придворные порядки, Юлия велела в передней стороне зала поднять пол и поставить на помост большое кресло, наподобие трона, украшенное серебряными и золотыми полосами и драгоценными тканями. На троне Святополк возвышался над всеми, кто находился в зале.
Выше него только висящий на стене над троном лик с печальными глазами и алеющей крошечным огоньком лампадкой. Лик работы старинных византийских мастеров, гордость княгини, – на всей Руси нет такого лика.
Святополк, переступив порог, перекрестился на лик и прошел в комнату, бесшумно ступая по полу сапогами с подошвой из мягкой кожи.
Мать сидела в креслице неподалеку от княжеского кресла с бесстрастным отрешенным лицом. На ней было обычное темное платье. В руках четки, нанизанные на нить, – застывшие капли слез, крупные, как налитые соком желтые ягоды восточной алычи. Только не радостным солнцем напитан янтарь слезы, а желтой горечью. Грудь и плечи тяжело придавило монисто из серебряных и золотых бляшек. На запястьях блестят кольца, на тонких, точно выточенных из драгоценного благородного сандала пальцах нанизаны перстни с самоцветными, бесстыдно блистающими камнями.
Святополк удивленно отметил, что мать для встречи с гонцом успела надеть тяжелые украшения из золота, жемчуга и янтаря, приличествующие ее положению. Обычно она их не носила.
Рядом с окном стоял мужчина в кольчуге и с мечом на поясе. В дневном свете, подающем из окна, из кусочков разноцветных стекол, хорошо видно, что лицо и одежда мужчины покрыты слоем пыли. На сапогах виднеются следы грязи. Из желтых глаз сквозит тонкая тень презрения.
Святополк недовольно подумал, что гонец ввалился в чистую горницу даже не умывшись, – это неуважение к нему. А смотрит нагло и вызывающе.
За такую наглость пороть следует, – разом загорелся в душе жаркий гнев юноши. Тут бы крикнуть яро, на конюшню его! Ан нет, нельзя!
Святополк
