rel="nofollow" href="#n_7" type="note">[7] сделан. Думаю, он прямо башкой в него врезался».
Я постоянно скакал там среди странствующих торговцев – и некоторые из людей, что останавливались у нас, были попросту странными. Один жутковатого вида человек прожил у нас две недели, и он дал мне свою визитную карточку и прошептал: «Послушай-ка, я практикую карма-йогу». Он уходил из гостиницы в семь вечера и бродил по улицам до утра. Нет, у него не было собаки, которую надо было выгуливать.
Приезжали новые люди – а некоторые никогда не уезжали. Несколько постояльцев померли прямо в своих кроватях. Если случалась какая-то ужасная смерть, бабушка Лили всегда ставила всех об этом в известность: «Она сгорела в своей машине».
Однажды вечером двое джентльменов очень удивили друг друга в темноте – каждый из них предполагал, что ласкает гостью женского пола. Утром у них состоялось продолжительное выяснение отношений. Мы словно жили в состоянии непрекращающегося фарса.
К гостинице постоянно добавлялись какие-то новые детали, а в Шеффилд к нам приехали новые члены семьи. Мои бабушка и дедушка по отцовской линии, Этель и Моррис, продали свой приморский пансионат и перебрались жить к своему сыну. Дедушка Дикинсон был точной копией игравшего злодейские роли актера Уилфрида Хайд-Уйта, разве что имел размашистый норфолкский акцент. С самокруткой за одним ухом и карандашом за другим он принялся за то, что теперь называется «перепрофилированием зданий». На практике это означало развалить дом и построить его заново в другом месте из тех же камней.
Бабушка Дикинсон была грозной женщиной. В шесть футов ростом, со жгучими черными вьющимися волосами и взглядом, который валил деревья на расстоянии двадцати шагов, она была девушкой-прислужницей и на момент, когда ее наняли на работу, делила кров с восемнадцатью другими девушками, вместе с которыми жила в железнодорожном вагоне, где они спали прямо на полу. У нее были длинные ноги, и, возможно, она могла бы сделать карьеру в спорте – но не могла позволить себе купить обувь, а босиком по колючим зарослям особо не потренируешься бежать дистанцию в 200 метров. Этого унижения она не могла забыть до самой смерти.
Пока Этель пекла пироги, Моррис выходил из туалета, с наполовину выкуренной самокруткой и бесконечным запасом щедрости. «А, вот ты где, малыш, – говорил он. – Смотри, никому не рассказывай», – и протягивал мне пару шиллингов своей мозолистой рукой, огрубевшей за долгие годы укладки кирпичей и штукатурки стен.
На одной из семейных встреч, когда старшие весь день пьянствовали в баре гостиницы, дядя Род дал мне несколько полезных советов, один из которых заключался в том, чтобы никогда не делать себе татуировок. Дядя Род (он в самом деле приходился мне дядей – был братом моего отца) был по меньшей мере харизматичен и, откровенно говоря, слегка похож на одного из прибандиченных пижонов, которого было легко представить окруженным легкомысленными девицами. Мне было 10 лет, когда я сидел у него на коленях, а он разъяснял
