ручки цепью, и поплотнее. Потом замкните ее на замок. Мне нужно, чтобы он здесь не появлялся.
– Ты хочешь запереть его внутри? – обрадовалась Сейди. – Во клево!
– Пап, что все это значит? – спросил я.
– У нас нет времени для объяснений, – ответил отец. – Это наш последний шанс. Они уже близко.
– Кто они? – не поняла Сейди.
Отец обнял ее за плечи.
– Дорогая моя, я очень тебя люблю. Я виноват… я виноват во многом. Но сейчас мне действительно не до объяснений. Если мой план удастся, обещаю, жизнь всех нас станет гораздо лучше. Картер, рассчитываю на тебя как на взрослого мужчину. Ты должен мне верить. Повторяю: заприте доктора Мартина. А потом… держитесь подальше от этого зала!
Запереть хранителя в кабинете было просто. Мы еще не знали, куда теперь идти, когда увидели яркий голубой свет, струящийся из Египетской галереи. Казалось, отец установил там огромный светящийся аквариум.
– Ты что-нибудь в этом понимаешь? – спросила Сейди.
– Ничего, – сознался я. – В последнее время папа вел себя странно. Много думал о маме. Постоянно смотрел на ее фото.
Больше я ей ничего не сказал. Не хотелось. Но Сейди вроде поняла.
– А что он носит в своем рюкзаке?
– Этого я не знаю. Он запретил мне совать туда нос.
От удивления брови Сейди поползли вверх.
– И ты ни разу не заглянул? Ой, Картер, как же это на тебя похоже! Безнадежно послушный мальчик!
Я хотел возразить, но тут под ногами задрожал пол. Сейди схватила меня за руку.
– Ну что, послушный мальчик? Останешься тут, потому что папа запретил возвращаться к камню?
Честно говоря, меня не тянуло туда возвращаться, однако Сейди уже понеслась в том направлении. Помедлив, я бросился следом.
У входа в Египетскую галерею мы остановились как вкопанные. Отец стоял перед Розеттским камнем, спиной к нам. Вокруг него на полу ярко светился голубой круг, будто там были спрятаны неоновые трубки и их сейчас включили.
Отец снял пиджак. В ногах у него лежал раскрытый рюкзак, и оттуда торчала деревянная шкатулка длиною около двух футов, расписанная египетскими иероглифами.
– Что у него в руках? – шепотом спросила Сейди. – Это бумеранг?
Изогнутая белая палка, которой размахивал отец, действительно была похожа на бумеранг. Но он не бросил эту палку, как бросают бумеранги, а коснулся ею Розеттского камня. Сейди затаила дыхание. Отец писал на камне! От каждого прикосновения на граните вспыхивали голубые иероглифы.
Бессмыслица какая-то. Ну как он мог писать слова этой палкой? Но глупо было спорить со своими глазами, а они видели комбинацию иероглифов: бараньи рога, а чуть пониже – знаки, похожие на прямоугольник и букву «Х».
– Откройся, – прошептала Сейди.
Она что, болтала наобум? Или действительно переводила смысл иероглифов? В это мне не верилось. Даже
