детский плач.
– Короче так, мужики. Если до вас еще не довели – довожу. Пиздец, бля, полный. Государство – все, нет его больше, эти пидарасы в Москве все продали. Совсем, понятно? Связи нет. Обстановку я точно не знаю, но в Свердловске позавчера разгрузилась натовская, бля, дивизия, и эти, бля, с ними, менты там и прочая пиздобратия. Заодно, бля, поняли? Даже с нашей дивизии, тоже, бля, вон, некоторые… – тут майор ткнул стволом в сторону мертвого полковника, – от новых хозяев приказы получают. Сориентировались, пидарасы… Сейчас я вам открою, и можете выдвигаться куда знаете. Хотя мой вам совет – не дергайтесь н-нах, на трассе блокпосты уже стоят, какой у них приказ – неизвестно. Эти-то ничего, стрелять, может, и не будут, но от наших держитесь подальше. Мой вам совет. А сейчас от ворот отойдите. Отошли, бля, сказал!
Закончив, майор спустился и несколько раз выстрелил по замку на цепи. Ворота открылись, и толпа, загомонив, начала помалу рассасываться, тяжело потянулась окутанная выхлопом череда навьюченных машин.
Добрался ли кто-нибудь из них до места назначения – история, как говорится, умалчивает; зато доподлинно известно, что никто не вернулся назад. Только через несколько лет торговцы из невообразимо далекого Ижевска принесли слухи о проходящей где-то за Сысертью лесной дороге, полностью забитой разграбленными и сожженными машинами. Якобы на всех были 74-е номера и на некоторых наклейки с надписью «Тридцатка».
Народ тянулся целый час, и даже после того, как пробка рассосалась, поток не прекратился – снялись с места те, кто был поумнее и не стремился в первые ряды. Правил, конечно, никто не соблюдал, и Ахметзянов с Вальком долго сидели в накаленной «буханке», пропуская уходящие из города машины. Представив новому подельнику свой план, Ахметзянов договорился о действиях на завтра. Работа Валька была простой – по сигналу выдвигаться на «буханке» к подстанции у расположения дивизии и ждать сколько потребуется, разведку же и обеспечение доступа Ахметзянов брал на себя. Пить Валек раздумал, какой пить, когда завтра такие дела. Завез Ахметзянова домой, принял у него ружье с патронами и отправился отдыхать перед первым в жизни вооруженным налетом на целую дивизию внутренних войск.
Военных тогда слили свои же командиры, когда все было непонятно, что у нас с хозяйками – то ли воюем, то ли бхай-бхай, мир-дружба-семечки. Это потом, когда все устаканилось, пережившие кровавые бардачные месяцы офицеры вспоминали – все той весной было как-то через жопу, как-то не так. Старослужащих уволили до прибытия пополнения, весь график переломали, повернутых на патриотизме рассовали кого куда – в общем, подготовились, и чувствовалось – все идет с округа или даже с Москвы. Ну, и когда в часть подъехала целая колонна хозяек, никому даже в голову не взошло, что вот так, тихо-мирно, сейчас умные люди и воюют.
Да и приди кому-нибудь в голову дернуться – толку-то… Ключи от оружеек – у дежурного по части; а тот вместе с Папой
