знал их поимённо и в лицо. Поздоровался с каждым рукопожатием. Бригадир Егор Михайлович Нанто пригласил Шадрина в свою ярангу.
– Какими судьбами? – спросил он Виктора, освобождая в переднем углу место на оленьих шкурах. – Опять командировка?
– Да, Егор Михайлович. Большая командировка.
– Ы-ы-м… Понятно. – Нанто больше вопросов не задавал.
Жена бригадира Мария внесла с улицы и поставила на сооружённый из фанерного ящика и застланный клеёнкой стол тарелку со свежеморожеными мелко нарубленными кусочками оленины.
– Гость устал. Есть у нас что-нибудь? – спросил Нанто жену.
Та сразу уловила, что нужно, и достала из-под шкуры бутылку, в которой плескались остатки ликёра. Нанто вылил его в кружку и протянул Шадрину.
– На, Виктор Кирьянович, обогрейся с дороги, поешь и в кукуль[7]. Отдохнёшь, тогда потолкуем, что к чему.
Шадрин выпил и, не разжёвывая, бросил в желудок несколько кусков сырого мороженого мяса. Тепло растекалось по всему телу. От горящей железной печки также исходил приятный тёплый воздух. А от выпитого ароматного чая Виктор почувствовал блаженство гостеприимного пристанища. Разделся, залез в кукуль и мгновенно заснул.
Шадрин забылся в сне, без сновидений проспал без малого сутки.
Прошла неделя. Авилову доложили, что Шадрина в Тундровом нет. Возможно, в командировке? Ответили: был бы в командировке, об этом бы знали, улетел бы на «материк» – тоже бы знали. Авилов поручил Скачковой узнать подробности исчезновения Шадрина.
Ей и самой было любопытно, куда пропал Виктор. Она, ещё работая в школе, интересовалась им. Не пропускала ни одной заметки в газете, под которой стояла подпись его, Шадрина. Привлекала неординарность его мышления и какое-то своеобразное бесстрашие. Иногда её не покидала мысль о том, что такие, как Шадрин, – самоубийцы. И что они, как правило, в обществе отверженные. Что таких рано или поздно сомнут, искалечат, уничтожат. Не физически, так морально. И она отчётливо поняла после «беседы» у Авилова: атака началась. А поэтому ей самой не терпелось узнать, что же произошло с Шадриным.
Глушков объяснил Александре Николаевне: Виктор Кирьянович в отпуске. Она уже знала: расспрашивать Ивана Ивановича о подробностях не имеет смысла: большего от него не добьёшься. Тот ей, кроме того, что каждый советский человек имеет право на отдых, ничего не сказал бы. Но она интуитивно поняла, что в отпуск Шадрин ушёл неспроста. В конце зимы. Однако свои догадки не стала излагать Юрию Фёдоровичу. Тот, узнав о факте, резюмировал его по-своему:
– Отпуск, считайте, полгода. Времени достаточно разобраться в себе. Отпуск, может статься, пойдёт ему на пользу. Одумается и встанет на праведный путь. Так что, Александра Николаевна, учитесь на этом примере воспитывать непокорных, пока, как говорится, я жив. У нас большие дела и мешать их делать никто не вправе. Мы сюда призваны обеспечить нашу державу валютным металлом. Этому должно быть подчинено всё. Тут душеспасительных бесед мало.
Кукуль – спальный мешок из оленьих шкур.
