махнул рукой Раф.
В конце концов, он не испытывал к Виираппану неприязни. Скорее даже наоборот, старик умилял его своей фанатичной верой в какой-то иной мир, в странные предметы, приплывающие оттуда по волнам, в то, чего он и сам не понимал, чему не мог дать даже самого общего объяснения.
– И ты ни о чем не хочешь меня спросить?
Раф тяжело вздохнул.
Определенно, нужно было что-то спросить. Иначе старик от него не отвяжется.
– Правду говорят, что это ты придумал делать настой из листьев зап-запа?
Виираппан оторопело уставился на Рафа. Все, что угодно, ожидал услышать старик, только не это. Даже решительный, выдержанный в нелицеприятных интонациях отказ продолжать разговор на данную тему не поверг бы Виираппана в такое смятение.
– При чем тут зап-зап?
Глава 5
В каждой общине, особенно, если она небольшая, непременно должен быть свой дурачок. Хотя бы для того, чтобы остальные, глядя на него, были уверены в собственном здравоумии. На Квадратном острове мерилом человеческой глупости считался некто по имени Отциваннур.
Дурачком как таковым Отциваннур не был. Необычная сторона его натуры, позволившая прочим обитателям Квадратного острова зачислить Отциваннура в разряд дурачков, заключалась в любви к придумыванию и изготовлению различных устройств, не имеющих практического применения. Поделки Отциваннура приводили в восторг детей, которых на Квадратном острове было всего шестеро. Будь ребятишек побольше, Отциваннур смог бы, наверное, открыть лавку игрушек. А так ему приходилось соглашаться с тем, что он человек не от мира сего. А если не от сего, то от какого? Этого Отциваннур не знал. И никто не знал. Потому что никому это было не интересно. Отциваннур делал свои безделушки, люди смотрели на них и посмеивались.
Подобное положение дел устраивало Отциваннура по двум причинам. Во-первых, ему было абсолютно все равно, что о нем думают другие. Во-вторых, Отциваннур так и не смог пристроиться ни к одному из дел, традиционных для обитателей Квадратного острова. Рыбу ловить ему не нравилось, за раками морскими нырять он боялся, рубить тростник ему казалось скучно. Кроме того, – Отциваннур никогда и никому в этом не признавался, – он страдал морской болезнью. Ну, какой, скажите на милость, плотогон из человека, которому становится дурно, когда поднимается волна и плоты Квадратного острова начинают ходить ходуном? В такие часы Отциваннур сидел в своей надстройке, скорчившись над глиняным чаном, и молил всех, кто мог иметь власть над стихией, поскорее прекратить эту свистопляску.
Проблема заключалась в том, что Отциваннур толком не знал, кого именно следует просить о снисхождении. Наверное, поэтому штормы, раскачивающие плоты Квадратного острова, как правило, затягивались на три-четыре дня. Зато когда на Мелководье вновь устанавливалась тихая, ясная погода, Отциваннур выходил из надстройки, бледный, с опухшими веками, голодный, как черт морской, но при этом очищенный от всякой скверны и переполненный ощущением звонкого, брызжущего серебристыми искорками
