В натуре, что ли, в подарок? – не поверил Овечкин.
– От чистого сердца, – подтвердил Игнат.
Овечкин глянул на Сергача снизу вверх недоверчиво, хмыкнул и, закончив с ботинками, прежде чем выпрямиться, вытянул с самого низа толстенную книжку под названием «Жертва маньяка».
Ушел Овечкин, как и пришел, не заметив протянутую, на этот раз для прощального рукопожатия, пятерню, небрежно бросив через плечо короткое «пока».
Закрыв за Овечкиным дверь, Игнат отчетливо услышал перестук каблуков, цокот тяжелых ботинок по лестничным ступенькам. Овечкин благоразумно решил не дожидаться древнего подъемного механизма, достойного места в музее лифтов (если таковой музей кто-нибудь решится организовать). Минус старых домов – скрежетание неспешных клеток-лифтов, поднимающихся со скоростью гусеницы и спускающихся рывками с непредсказуемостью бабочки, готовой в любой момент зависнуть. Плюс капитальных домов в центре – широкие лестницы, соблазняющие на пешие спуски пологими ступенями и обещающие при подъеме помощь удобными перилами. Массивные, толстые, изолирующие шумы стены – еще один плюс домов-ветеранов.
«Чему ты удивляешься, Игнат Кириллыч? Каждый сходит с ума по-своему. Загадку внезапного интереса полузабытого приятеля к фанатикам-сектантам из далекой Индии, коих английские колонизаторы уничтожили еще в девятнадцатом веке, в принципе разгадать невозможно. Очевидно, не вдруг, не с бухты-барахты Димка Овечкин заинтересовался тугами, но, не зная мотивов, невозможно строить предположения о целях. К тому же пора, давно пора привыкнуть, Игнат Кириллыч, к чудачествам людским, чай, не первый год работаешь в чудаковатой сфере оккультных услуг. И нечего утруждать мозги бесполезными головоломками!»
Игнат убрал с журнального столика грязную посуду, свалил ее в мойку на кухне, проветрил прокуренную Овечкиным комнату, расстелил постель на кушетке, почистил зубы, наспех ополоснулся в душе и голышом пробежался из ванной до кушетки, по дороге погасив свет во всех помещениях коммунального жилища. Нырнув под теплое верблюжье одеяло, Игнат блаженно вытянулся во весь рост, закинул руки за голову, прикрыл глаза.
Полночь. Тишина. Покой тела, приятная сонливость. Дыхание замедляется, дух погружается в сон все глубже и глубже...
...За дверью на лестничной клетке тявкнула собака и вслед за сварливым «гав-гав» раздался душераздирающий женский крик, резко перешедший в продолжительный визг...
Кошмарный звук, будто крючок, зацепил сознание и сдернул его с мелководья сонливости...
Игнат соскочил с постели, глупо озираясь по сторонам, чувствуя, как все быстрее и быстрее сокращается сердечная мышца...
Обычно ровно в двенадцать, точнее, ровно в двадцать четыре ноль-ноль педантичная пожилая соседка с верхнего этажа выводила пописать на улицу голосистую собачонку женского полу породы мопс. Мала собачка, но голосиста, сука. Еженощно, сразу после полуночи, дверь малогабаритного жилья Игната Кирилловича подвергалась яростному облаиванию.
