когда легкий сквозняк из распахнувшейся двери возвестил, что в комнату вошел хозяин.
На нем был алый камзол, в тон дивному убранству, и Цецилия почти с ужасом ощутила вопиющую неуместность здесь, в этом райском уголке, трех мрачных, облаченных в черное фигур: ее самой, Луиджи – и Дарии. Прежде всего – Дарии!
Забыв даже откинуть капюшон, та застыла посреди комнаты олицетворением упрека и отчаяния, и Цецилии показалось, что сейчас эта несчастная дурочка со всех ног кинется прочь отсюда… но этого не произошло, потому что Аретино заговорил.
– Я благодарю за честь, которую оказали мне своим появлением прекрасные и достойные дамы. Это большой, большой подарок! – Он поклонился Цецилии, потом Дарии – и улыбнулся ей, пытаясь заглянуть под капюшон: – Соблаговолите преподнести мне еще один дар, синьорина: откройте ваше лицо. Аромат этих цветов желает коснуться ваших уст, столь же свежих и нежных, но во сто крат более сладостных. – Он вынул из вазы цветок и провел им по своим губам.
У Цецилии подогнулись колени. Этот жест так много значил на языке нежной страсти, но он был обращен не к ней… не к ней!
Дария, однако, не шелохнулась, а Цецилия почувствовала себя отмщенной: да ведь девчонка даже не понимает смысла таких речей! Перед кем ты распускаешь хвост, Пьетро?
Обычно смутить Аретино было невозможно. Получив отпор, он делал вид, что ничего не произошло, и продолжал молоть вздор с очаровательной наглостью, которая и делала его неотразимым. Но сейчас… Цецилия изумилась, увидев, что он замер, неловко вертя в руках розу, и трагическим взором уставился на Дарию. Внезапное молчание длилось столь долго, что Цецилия занервничала и решила его нарушить, но Луиджи предостерегающе свел брови, и она прикусила язычок – как выяснилось, вовремя, ибо смущенная, испуганная Дария наконец-то решила поднять глаза и взглянула на Аретино… именно в тот миг, когда он резко отшвырнул розу:
– Луиджи! Убери цветы! Все до одного!
Луиджи беспрекословно взялся за ближнюю вазу, но легкий, как вздох, шепот Дарии: «Не надо!..» – заставил его замереть.
– Нет, надо! – печально сказал Аретино. – Если вам не нравятся эти розы, их не должно быть здесь!
– Они нравятся мне, синьор, они прекрасны! – воскликнула Дария и, убоявшись собственной прыти, снова укрылась под защитою капюшона.
– Но вы не смотрите на них. Вы так печальны! Может быть, вам не нравится убранство этих покоев? Только прикажите – и мы перейдем в другие!
Дария покачала головой.
– Так в чем же дело? – продолжал допытываться Аретино. – Вы не отвечаете, не смотрите на меня. Может ли быть… неужели это мой вид внушает вам отвращение? – Голос его дрогнул, у Цецилии дрогнуло сердце.
Дария подняла голову и поглядела в лицо человеку, голос которого звучал так странно, так нежно, чарующе…
Что
