пряник: Анисья рассказывала, что, когда родилась дочь, она сделала ей особый сундучок, куда откладывала кое-что на приданое. Ценности – это было хоть какое-то воздаяние за мучения, которые он претерпел от Анисьи. Жаль, конечно, что уже нельзя добраться до опочивальни Михайлы, заглянуть в его сундуки. Тут же Марко вспомнил, что брат Анисьи, уезжая, почти все свои капиталы отдал на сохранение в монастырь – так называемой поклажею, – а что осталось, взял с собою на покупку мехов. Венецианец зло скрипнул зубами: не могла, что ли, Анисья слюбиться с этим распроклятым ключником еще до отъезда брата, коли так уж было суждено?! Тогда хоть деньги Марко оставались бы при нем! А что, вполне может быть, что эти двое свалялись в первую же ночь, когда Ванька переступил порог Михайлина дома: достаточно вспомнить, как они смотрели друг на друга там, на льду, среди окровавленного мяса!
Марко едва не взвыл от нового удара ревности в сердце, и только мысль о том, что теперь Анисья с Ванькою сами сделались не чем иным, как окровавленным мясом, принесла небольшое облегчение и просветление мыслям. Топот на лестницах делался, однако, все громче: вот-вот кто-нибудь сообщит, что убийца еще в доме, и прислуга начнет ломиться подряд во все двери. Нет, надо следовать той воинской повадке русских, о которой Марко знал по слухам: все, что они ни делают, нападают ли на врага или бегут от него, совершается внезапно и быстро, – и решил поступить совершенно так же. Но куда броситься?
По бревенчатым стенам со второго этажа он спустился бы и с закрытыми глазами… Но теперь на одной руке он тащил девчонку, а другой цеплялся за примороженные бревна.
Луна посеребрила сугробы, и все вокруг, чудилось, звенело от стужи, но венецианец и в тонком камзоле не чувствовал холода. А когда ступил на землю, обдало настоящим жаром. Вспомнил – его короткий легкий полушубок остался, брошенный, валяться на полу Анисьиной опочивальни.
Ну, теперь уж точно надо бежать из Москвы, и поскорее! Непременно, когда обнаружат полушубок, вспомнят, кому он принадлежал. Тут уж не отговоришься, не оправдаешься – в момент вздернут на дыбу, потащат на правеж…
Мелкая, противная дрожь пробежала по телу. Ничего, какое-то малое время у него еще есть. Добежать до дому, где он стоял на постое, взять вещи, деньги. Мало, ох мало денег! Но зато он спасет жизнь, а в Венеции еще выручит хорошую плату за девчонку. Зачем, в конце концов, делать ее послушницей? Много чести этой мужичке! Марко продаст ее в услужение, в рабыни. В монастырские прислужницы!
От этой мысли на сердце сделалось легче. Каково-то теперь Анисье, так любившей дочь? И каково будет ей глядеть с небес на мучения маленькой рабыни?
Он думал – а быстрые ноги уже несли по знакомой тропе, кончавшейся забором-частоколом. Вот выломанная жердь, вот пролаз. Проскочил сам, протащил за собой девчонку. Она запуталась в полах, упала. Марко зло дернул за руку… Он знал, что придется ехать все время по лесам, терпеть всевозможные неудобства и трудности,
