с Федей.
– Любочка! Жива! – плакала, обнимая дочь, Марья Никитишна. – Деточки!
– Живы, живы, мамочка!
Ушаков стоял на пороге, не смея войти в комнаты: он был весь в грязи, с него текли потоки воды.
– Мамочка, если б не Федя, я бы, наверное, погибла! – кричала из комнаты Любушка, побежавшая переодеваться.
– Феденька, сыночек мой, а ты как? – наконец обратила внимание на Ушакова Марья Никитишна.
– Ничего. В порядке. Только вот шляпу унесло…
– Какую? Твою? Форменную? С золотым галуном? Так ведь она, я чай, рублев пять стоит!
– Пустяки! Одна голова навек! – улыбаясь говорил мичман Ушаков.
XI
Производство в лейтенанты пришло летом – тридцатого июля. Одновременно с этим Ушакова назначили командиром только что построенного в Таврове прама № 5.
Федор Ушаков впервые получил в команду самостоятельное военное судно. Правда, это был не фрегат и даже не бриг, а всего лишь малоподвижный, плоскодонный прам, у которого нос и корма ничем не отличались друг от друга. Но и прам со своими двадцатью двумя пушками большого калибра в нижнем деке и столькими же меньшими на открытой верхней палубе все-таки представлял определенную военную силу.
Прам через два дня должен был уйти к устью Дона, защищать его с моря.
Узнав обо всем этом, Федя тотчас побежал к Ермаковым поделиться своими новостями.
Любушка сидела с вязаньем в палисаднике. Она издалека увидала Федю и по его взволнованному, сияющему лицу поняла все.
– Лейтенант! Лейтенант! – по-детски прыгала она, хлопая в ладоши.
Из дому на ее крик вышла навстречу лейтенанту Марья Никитишна. Она уже на ходу вытирала фартуком губы, собираясь приветствовать Федю.
Сегодня Федя был оживленным и веселым, как никогда. Он даже прочел шутливую оду на день производства в лейтенанты. Эти вирши сочинил на Балтийском флоте какой-то безвестный пиит, и их переписывали и затверживали наизусть все мичманы:
Как держит небеса плечами,
Упершись в адско дно, Атлант,
О! Флотские, так между вами
Велик и мощен лейтенант!
О день! О дух мой восхищенный,
Ты, лейтенантом воскрыленный,
Пари, взносись до облаков!
Се мысленно уж там летаю,
Как орл: взор долу устремляю
И зрю несчастных мичманов!
Когда сели обедать, Марья Никитишна вынула из шкапика штоф с водкой, настоянной на каких-то целебных травах.
Пили за лейтенанта.
– Второй раз в жизни пью, – признался Федя.
– А в третий раз когда будем? – толкнула его локтем Любушка.
– Скоро. Когда же повенчаемся?
– Неизвестно, где и как устроишься, Феденька. Раньше поезжай, узнай, а после приедешь.
Федя насупился.
– Не бойся, я тебя обожду!
– Наживетесь еще вместе! Успеете надоесть друг другу. Вся жизнь впереди! –
