унесли, в землю закопали, а остальное опять в казну ушло. Теперь князья‑то да бояре оправляться стали, теперь и кубок, и стопки, и братину без торга взяли бы, а нет!
– Таких нет, а вот это я тебе принес. Возьми, пожалуйста!
С этими словами Иоганн Эхе откинул свою епанчу и протянул Федьке кожаную торбу. Федька торопливо вскочил с рундука, и его глаза хищно сверкнули; но он сдержал свой порыв.
– Сем‑ка я огонек засвечу, – сказал он.
Нагнувшись к подпечью, он достал каганец со светильней, воткнутой в остывшее сало, и горшочек с углями. Присев на корточки, он раздул уголья, запалил о них тонкую лучину и зажег светец. Светильня затрещала, и огонек, тускло играя и коптя, слабо осветил часть горницы.
Федор поставил светец на пол, подошел к двери, заложил ее на щеколду, заволочил оконце и тогда только, подойдя к столу, развязал дрожащими руками торбу. Эхе, опершись локтями на стол, с ожиданием смотрел на него.
Федька вынул напрестольный крест, смятую серебряную чашу, два ковша и целую горсть самоцветных камней. Его раскосые глаза засветились, жадность озарила лицо, но осторожная скупость торговца победила.
– Ох, хорошие штуки, хорошие, а где мне, убогому, взять их! – со вздохом сказал он и отодвинулся от стола, с удовольствием видя, как изменилось вдруг лицо Эхе.
– Возьми, пожалуйста, – заговорил тот откровенно, – я здесь совсем чужой. Никого не знаю. В Стокгольме хотел побывать, да здесь остался, потому что поехать не на что; здесь служить – коня надо, кушать надо, а денег‑то нет – искать надо, до царя идти. Возьми, пожалуйста!
– Хорошего коня я тогда твоему латинцу достал! Ой, хорошего! Да тогда другие дела были: тогда деньги везде были, в грязи валялись, а теперь… – Федька развел руками. – Нет, пойди к другому.
– Я никого тут не знаю! – жалобно ответил Эхе.
Он, сильный, молодой швед, с мольбою смотрел на плюгавого Федьку, которого в другое время, может, раздавил бы, как гадину. И тогда, и теперь, и во все времена нужда одинаково унижала достойного пред недостойным.
Федька опять вздохнул.
– И то, – сказал он сочувственно, – пойдешь на базар продавать, сейчас какой‑нибудь дьяк или его приказный привяжутся: «Откуда? Краденое!». Тут тебя сейчас в разбойный приказ и руку отрубят.
Эхе побледнел и судорожно схватился за рукоять ножа.
– Откуда у тебя это все? – спросил Федька, – награбил? – Эхе вдруг вспыхнул и так хлопнул по столу широкой ладонью, что Федька мигом отскочил в сторону.
– Я – не вор, – гордо ответил швед, – я – воин! С генералом Понтусом Делагарди я ваших врагов бил, в Тушине бил, в Москве бил; с генералом Горном ходил тоже! Да! Я – не вор! Ведь это вы, русские, – воры. Когда нам субсидии не дали, мы на Псков ходили, потом с генералами и Понтусом, и Горном Новгород брали. Много наших убили, ну и мы! Мы все брали, жгли, резали! Все наше! Мы кровью взяли, с оружием!
