этому выводу было нелегко. Для того чтобы раскусить их, мне потребовалась вся моя смекалка и наблюдательность.
Витька сделал театральную паузу, ожидая, чтобы я проявил интерес к его истории.
– Ну? – спросил я.
Витька наклонился вперед и сообщил мне таинственным полушепотом:
– У них лица не от мира сего.
– В каком смысле? – не понял я.
– Понимаешь, с первого взгляда видно, что они не отягощены проблемами, которые угнетают нас днем и не дают расслабиться даже ночью.
– В таком случае это были иностранцы.
Витька скептически скривил губы.
– Извини, Анатоль, но то, что ты сказал, полнейший нонсенс. Иностранцы, сидящие на лавочке в загаженном парке, среди битых бутылок и собачьего дерьма, и наслаждающиеся ароматом расположенной неподалеку мусорной кучи?.. Абсурд! Кроме того, даже у иностранцев есть свои проблемы. Конечно, их проблемы сущая чепуха по сравнению с нашими, но все же мне ни разу не доводилось видеть человека с совершенно беззаботным выражением лица. Если, конечно, не принимать в расчет детей и идиотов.
– А у парочки, сидевшей на скамейке возле твоего подъезда, лица были именно беззаботные?
Витька задумался и прищурил глаза, припоминая лица шпионивших за ним пришельцев.
– Они были скорее безразличными, – медленно произнес он. После чего, кивнув, уже уверенно добавил: – Да, именно так. Абсолютно безразличные лица. Понимаешь, Анатоль, их совершенно не интересовало то, что происходило вокруг, потому что все это было для них чужим.
Я поразился точности замечания, сделанного Витькой: лица у пришельцев были не беззаботные, а безразличные. Да, пришельца из будущего с безразличным выражением физиономии я мог себе представить без труда. И все же я попытался возразить:
– Но, как-никак, мы их предки. Неужели им совершенно безразлично, как мы живем?
– Все дело в том, что для них мы не живые люди, а что-то вроде музейных экспонатов. Муляжи из папье-маше, местами потрескавшиеся, с облупившейся краской и покрытые толстым слоем пыли. Помнишь, в третьем или четвертом классе нас водили в Музей революции. Много эмоций вызвал у тебя пиджак Ильича, висевший на вешалке за стеклом?
– Помнится, я тогда подумал, что этот пиджак мог принадлежать кому угодно, – усмехнулся я. – Но мы-то ведь не пиджаки, а, можно сказать, живая история.
– Мертвая! – подняв вверх указательный палец, поправил меня Витька. – Мертвая, Анатоль! Для них мы все давно уже покойники!
Когда Витька начинает выдавать свои совершенно невероятные истории о таинственных преследователях, не дающих ему покоя, мне бывает трудно говорить с ним серьезно. Но на этот раз разговор меня заинтересовал. То, что плел Витька, показалось похожим на историю из «Секретных материалов», которые мне сегодня так и не удалось посмотреть.
– Ладно, – не стал спорить я. – Выходит, только странное выражение лиц и не соответствующая обстановке одежда людей, сидевших на скамейке возле твоего дома, привели тебя
