ему полгода объясняю и тороплю: живее, живее!
– Внучку его отдайте.
– Кого?! Не понял. О ком вы? – Что-то промелькнуло в его глазах, или мне показалось? – Да кто вы такой?
Нет, не показалось. Собственно, для этого только я сюда и приехал, – любой знак мне сгодился бы, любая зацепка, лишь бы почувствовать, где искать эту внучку. Миллионы и заводы меня не интересовали, я обещал найти девчонку. Мимо миллионов я прохожу совершенно спокойно, в нашей стране бедняков они часто приносят горе, а иногда и гибель их владельцу. А несвободу и страх – всегда.
– Я уже сказал – частное лицо.
– Ах, вот что! Детектив... Интересная профессия, впервые встречаю. И вы у меня его внучку ищете?
– У вас.
– За такой базар знаешь как отвечают? – Выражение его глаз и тон мгновенно изменились – передо мной сейчас был серьезный и очень крутой человек в своем мире.
– Угрозы оставьте для слабонервных с деньгами. По-хорошему девочку отдайте. – Я спокойно проследил, как его нервная рука опустилась под крышку стола и нажала сигнал тревоги.
– Убирайся! – На лице его читалось только глубокое презрение ко мне.
За моей спиной щелкнула дверь, и тяжелые шаги остановились в метре от моей спины.
– Вы не нервничайте, – произнес я без всяких эмоций. – Но я вас убедительно прошу не давить так на моего клиента.
– Ты уберешься, шваль, отсюда?!
Я поднялся с кресла.
– Лишение свободы человека – тяжкое преступление, Борис Михайлович, одумайтесь...
Мне не удалось договорить. Хозяин за столом кивнул, и мои руки сразу оказались сдавленными за спиной. Сопровождавший меня «ньюйоркец» дождался настоящей работы.
Он поволок меня назад, и я едва успел, чтобы не упасть, отставить ногу. По лицу хозяина расползалась презрительная усмешка. Внезапно меня охватила обида – я и сам уйду, не надо рук, что у тебя, Борис Михайлович, за манеры такие!
Я запомнил этого полицейского еще у входа – здоровенный, с меня ростом, но тяжелее и шире. Поэтому я знал, на какой высоте может быть его нос, и, не потеряв окончательно равновесия, резко ударил затылком назад, надеясь, что он попадет прямо туда. Попал – мягкий, хрящеватый нос влажно и упруго уперся в мой затылок. Оттолкнувшись, я восстановил равновесие и, когда тиски-руки на миг свалились с моих плеч, резко развернулся. В полуметре от меня «ньюйоркец» держался за нос, из-под пальцев текла на подбородок кровь. Я только подставил левую ногу и легко толкнул его ладонью в грудь. Он упал, его голова подпрыгнула на мягком ковре, и кровь из носа веером окропила рубашку.
Я повернулся к хозяину. Он откатился от меня назад в своем кресле на колесиках, на лице была уже не презрительная усмешка, а страх. Рука же давила и давила под столом сигнал тревоги.
– Борис Михайлович, вы меня поняли? – Я взял со стола свой блокнот и положил в карман. За спиной опять щелкнула дверь. – Теперь думайте,
