трели петухов во дворе и стук горшков внизу, в кухне, разбудили меня на рассвете. Фигура, лежавшая рядом, дернулась. Джейми пробудился мгновенно и сразу сморщился от боли в голове.
Я, опершись на локоть, созерцала эти бренные останки. Могло быть и хуже. Глаза плотно зажмурены, чтобы не раздражал солнечный свет, волосы торчат в разные стороны, как иглы у ежа, но кожа бледная и чистая, а пальцы, сжимающие край покрывала, почти не дрожат.
Я осторожно приоткрыла одно зажмуренное веко, заглянула под него и шутливо спросила:
– Есть кто дома?
Тут и второй глаз, близнец первого, медленно приоткрылся. Я убрала руку и встретила его взгляд улыбкой:
– Доброе утро!
– Это как посмотреть, англичаночка, – ответил он и снова закрыл глаза.
– Ты хоть имеешь представление, сколько в тебе весу? – спросила я как бы между прочим.
– Нет.
Сам тон ответа подсказывал, что он не только не знает, но и вообще никогда не задумывался об этом. Однако я не сдавалась.
– Думаю, стоунов[15] пятнадцать, около того. Вес кабана приличных размеров. К сожалению, у меня нет помощника, который подвесил бы тебя к шесту вверх ногами и отнес к дымящемуся очагу.
Один глаз приоткрылся снова и с тревогой уставился на меня, а потом на выложенный плиткой пол у камина в дальнем конце комнаты, и губы раздвинула робкая улыбка.
– Как это ты умудрилась втащить меня на кровать?
– А я и не тащила. Поднять тебя я все равно не смогла бы, а потому оставила лежать там, только прикрыла одеялом. Где-то в середине ночи ты немного очухался и приполз сюда.
Он, похоже, был удивлен и открыл уже оба глаза.
– Правда?
Я кивнула и попыталась пригладить рыжие волосы, торчавшие над левым ухом.
– О да! Ты действовал очень целеустремленно.
– Целеустремленно? – Нахмурившись и обхватив голову руками, он на мгновение задумался и произнес: – Да нет, я не мог.
– Очень даже мог. Со второй попытки.
Он недоверчиво оглядел свои руки, грудь и ноги, словно сомневаясь в способности своего тела проделать такие действия, затем снова перевел взгляд на меня.
– Правда? Слушай, это же нечестно! Я ничегошеньки об этом не помню! – Секунду он молчал и выглядел пристыженным. – Скажи, а я… это… не натворил никаких глупостей?
– Нет. Глупостью это вряд ли можно назвать. К тому же ты был не слишком разговорчив.
– Слава Господу и на этом, – сказал он, и из груди его вырвался тихий смешок.
– Гм… Ты только и твердил: «Я люблю тебя».
Он снова издал смешок, на этот раз громче:
– Ах вон оно как… Могло быть и хуже.
Он набрал в грудь воздуха, но вдруг замер. Повернул голову и подозрительно принюхался к пучку мягких рыжеватых волос под приподнятой рукой.
– Боже! – воскликнул он и отстранился
Стоун – мера веса, равная 6,35 кг.
