«А-а». – «Так что я понятия не имею. Маловероятно, чтобы он ее любил. Но, правда, есть какая-то странность в этом изображении, какая-то близость между ними, хоть они и не смотрят друг на друга? То, как они не смотрят друг на друга. В этом столько мощи, ты не находишь? И его слова на обороте». – «Да». – «И то, что мы оба подумали о возможности его любви к ней, тоже странно». – «Да», – сказал я. «Одна моя часть хочет, чтобы он ее любил, а другая моя часть ненавидит саму мысль об этом». – «Что это за часть, которая ненавидит, чтобы он ее любил?» – «Знаешь, хочется думать, что некоторые вещи в жизни не подлежат замене». – «Я не понимаю. Он женился на твоей текущей бабушке, значит, что-то было заменено». – «Но это другое». —
«Почему?» – «Потому что она моя бабушка». – «Твоей бабушкой могла быть Августина». – «Нет, она могла быть бабушкой только кому-то другому. Может быть, что и есть. У них с дедушкой могли быть дети». – «Не говори такого о своем дедушке!» – «Но я ведь знаю, что до этого у него были дети, что ж тут особенного?» – «Что если мы откроем твоего брата?» – «Не откроем». – «И как ты обрел эту фотографию?» – спросил я, держа ее на просвет окна. «Два года назад бабушка отдала ее маме и сказала, что это та самая семья, которая спасла моего дедушку от нацистов». – «Почему только два года назад?» – «Что ты имеешь в виду?» – «Что в ней стало по-новому, что она отдала ее твоей маме?» – «А-а, понимаю, о чем ты спрашиваешь. У нее были свои причины». – «Какие это причины?» – «Я не знаю». – «Ты осведомился у нее про надпись на обороте?» – «Нет. Мы ни о чем таком спрашивать ее не могли». – «Почему нет?» – «Она хранила эту фотографию пятьдесят лет. Если б она хотела что-то нам о ней рассказать, она бы рассказала». – «Теперь я понимаю. – «Я ей даже о своей поездке в Украину не мог сообщить. Она думает, что я по-прежнему в Праге». – «Почему так?» – «У нее об Украине нехорошие воспоминания. Ее штетл, Колки, всего в нескольких километрах от Трахимброда. Я полагаю, мы его тоже навестим. Но вся ее семья была убита, целиком – мать, отец, сестры, бабушка с дедушкой». – «Ее спас украинец?» – «Нет, она бежала еще до войны. Она была молода и ушла из семьи». Ушла из семьи. Я зарубил это у себя на лобном месте. «Меня удивляет, что никто не спас ее семью», – сказал я. «Ничего удивительного. В то время украинцы к евреям относились ужасно. Едва ли не хуже нацистов. Это был другой мир. В начале войны многие евреи хотели идти к нацистам, чтобы те защитили их от украинцев». – «Это неправда». – «Правда». – «Не могу поверить в то, что ты говоришь». – «Загляни в книги по истории». – «Книги по истории такого не сообщают». – «Но что же делать, если так было. Украинцы славились ужасным отношением к евреям. И поляки тоже. Слушай, я не хочу тебя обидеть. К тебе это вообще не относится. Мы говорим про пятьдесят лет назад». – «Я думаю, что ты ошибаешься», – сообщил я герою. «Не знаю, что на это сказать». – «Скажи, что ты ошибаешься». – «Не могу». – «Ты должен».
«Вот мои карты», – сказал он, извлекая несколько клочков бумаги из своей сумки. Он
