своим ключом, который всегда был в портфеле «на всякий случай», и вошла.
В квартире оказалось подозрительно тихо. В кухне – никого, в гостиной – тоже. Она вошла в свою комнату, бросила портфель и решила, что свободные два часа до музыкальной школы можно почитать. Все книги хранились в кабинете Александра Ивановича – в высоченных, до потолка, книжных шкафах со стеклянными дверцами. Он никогда ничего не запирал, только убирал на самые верхние полки те издания, которые не должны были, по его мнению, попасться на глаза Вере. Но она-то знала, что за занавеской стоит стремянка, а уж с ее помощью можно добраться хоть до потолка! И пока дома никого нет – самое время.
Девочка уверенно распахнула дверь кабинета. Стремянка почему-то валялась прямо посередине комнаты, а с потолка свисало длинное Лидино платье. Она подняла голову и тут увидела ее саму – лицо мамы с вывалившимся синим языком и вытаращенными глазами было повернуто прямо к ней.
Вера широко распахнула рот в безмолвном крике и повалилась без сознания на пол…
С той минуты она замолчала. Ни одно слово не могло сорваться с непослушных Вериных губ. А ведь она хотела, пыталась. Открывала рот и шамкала, как немая, заливаясь слезами. Она стала похожа на невыносимо живучую рыбу, которую навсегда вытащили из воды.
Папа с бабушкой не сразу заметили, что происходит: были слишком заняты Лидой. И только на четвертый день – после похорон и поминок – отец понял, что дочь не может говорить.
И снова началась больничная круговерть – врачи, лучшие специалисты, неврологи, отоларингологи, терапевты. К кому только из детских логопедов ее не возили – в городе таких не осталось. Целых пять лет никто не мог вытянуть из Веры ни единого слова. Она была совершенно нормальным ребенком: все слышала и понимала. В речевом аппарате, сколько ни обследовали, никаких нарушений найти не смогли. Девочка просто молчала, и все.
Даже учителя в школе к ней приспособились: никогда не вызывали к доске, давали только письменные задания.
Особенно мучилась с безмолвной ученицей англичанка Светлана Сергеевна – потихоньку оставляла ее после уроков и давала слушать записи, читала вслух книги. Вера поняла, хотя и не сразу, что учительница влюблена в папу и относится к ней как к собственной дочке. Хочет помочь. Только Александр Иванович никак не желал замечать ее особой привязанности: после смерти мамы он не обращал внимания на женщин. Вел себя так, словно никакого различия полов в природе не существует. А ведь он был еще не старым человеком – чуть-чуть за пятьдесят. Сейчас эти близкие «пятьдесят» казались периодом расцвета.
Девочка видела, как страдает бедная Светлана Сергеевна, и, чтобы хоть чем-то компенсировать ей безразличие отца, усердно занималась английским. Читала про себя, писала, учила новые слова, которые не могла произнести вслух. Но они четко звучали в ее голове.
После смерти мамы с Верой случилась еще одна странность: она научилось видеть чувства людей. Оказалось, что каждое из них имеет
