что маркиз вышел из спальни, и встретила его озорной улыбкой.
– Ах ты, чертенок! – шепотом начал возмущаться маркиз. – Ты нарочно вызвала ее на этот разговор, чтобы поставить меня в неудобное положение! Они всегда так судачат на кухне?
– Конечно, – ответила Друзилла. – От них ничего не ускользает, даже то, что двое держатся под столом за руки.
– Проклятье! – воскликнул маркиз. – Я чувствую себя дураком.
– Помни, что они всего-навсего слуги и недостойны твоего внимания, – посоветовала Друзилла – А теперь, ради всего святого, уходи, а то тебя могут здесь найти. Ты же слышал, что случилось с мисс Лавлейс.
– Как я понимаю, она здесь работала до тебя.
– Меня наняли вместо нее, – внезапно посерьезнев, проговорила Друзилла. – Бедняжка, что с ней сталось? Ведь без рекомендаций почти невозможно найти новое место.
Маркиз подошел к двери и осторожно повернул ключ.
– Спокойной ночи, Друзилла, ты дала мне пищу для размышлений, – сказал он. – Ты меня еще увидишь.
– Что крайне меня разочарует, – сухо бросила Друзилла. – Единственное, что ты можешь для меня сделать, мой дорогой кузен, – это навсегда оставить меня в покое.
Он улыбнулся, и ей пришлось признать, что он очень красив, – неудивительно, что многие женщины так беспечно рискуют ради него своей репутацией. Она слушала, как его шаги удаляются по коридору.
Друзилла заперла дверь и возобновила работу. Бросив взгляд на поднос, который принесла мисс Медоуз, она увидела там крайне неаппетитного вида куриную ножку, кусок сыра и неровно отрезанный ломоть зачерствевшего хлеба.
Обычно ужин не был столь скуден и столь небрежно сервирован, но сейчас в доме было много гостей, и кухарки и повара из сил выбивались, стараясь справиться со свалившейся на них дополнительной работой.
И дело было не только в количестве гостей, а их набралось человек двадцать пять – во всяком случае, именно такое число называла днем мисс Диана. Дело было в том, что каждый из них привез с собой горничную, камердинера, кучера, лакея, а кто-то – даже своего секретаря, и получалось, что прислуге приходится работать от зари до зари.
Друзилла отложила вышивание и уставилась невидящим взглядом в стену. Но размышляла она совсем не о том, как трудно разместить и накормить всех гостей, и не о том, как невкусен принесенный ужин. Она думала о маркизе – он стал совсем другим, он так отличался от того юноши, которого она видела в последнюю их встречу.
Сейчас на календаре 1802 год – значит, в то лето, когда они жили в Линче, ему, вероятно, было лет семнадцать, думала Друзилла, ей же только-только исполнилось десять.
В Линче он томился от скуки, так как из-за болезни его матери нельзя было устраивать вечеринки в их огромном особняке. Поэтому появление маленькой девочки, обожавшей его и следовавшей за ним по пятам, готовой быть у него на побегушках и, как он называл это, трудиться на пользу старшего товарища, очень обрадовало его.
Он
