Увидел три трупа – вышел… Не слушай ее, тварюгу! Рот закрой, тварюга! Был я в Афгане, был, поняла? Не слушай ее, тварюгу».
«Хорошие все они люди были. Ни про кого плохого не скажу. Что ж это за исчадья такие пришли к нам? Вы не знаете ничего? Что там следствие? Вы думаете, что мы знаем?.. Откуда нам знать!»
«Дед у меня был сапожником, ходил по деревням. Бабка в колхозе. Я сам на машиностроительном. Почти до бригадира дорос. Тогда держали в кулаке. Вши какие были тогда кусачие! Конфету впервые попробовал в школе уже. Капусту ели, и то гнилую. И ничего, в кулаке держали! Сейчас радио послушаешь. Вот, слушал вчера, передавали про этих… Как их, мать их…»
В местной псарне со мной даже разговаривать не стали.
Появился кто-то, по звезде на погоне, шея выбрита так, словно с нее сняли кожу.
«Никакой информации по делу нет. Идет следствие. Ну и что с того, что журналист. Делайте официальный запрос. Никаких комментариев, никаких. До свидания. До свидания!»
Я захлопнул мягкую пасть блокнота, пахнуло чистой бумагой – хороший запах.
За плечом появился другой запах – только что высушенные, но у корней еще сырые волосы. Тоже вкусный. Алька потряхивала свеженадраенной гривой. Показалось, что она сейчас прикусит меня за ухо. Был бы сахар поблизости – покормил бы ее с руки.
– Аль, за что ты меня любишь? – спросил я, спрятав ухо в ладони – наваждение не отпускало.
– Какой женский вопрос… – ответила она вполне добродушно.
– Хм… Действительно, – согласился я.
– Я пошутила, – серьезным голосом сказала Алька. – Женщина этот вопрос задает оттого, что сама себя любит. А ты задаешь оттого, что себя ненавидишь.
Боже мой, Аля, ты умеешь разговаривать, нескладеха моя. Она сама так себя называет – нескладеха.
– Может, мне нравится себя ненавидеть? – осторожно, чтоб не спугнуть ее рассудок, внезапно прилетевший и усевшийся на раскачивающуюся ветку, спросил я.
– Не без этого… Но ты мог бы иначе.
«Только не говори, Аля: “…мог бы иначе жить, когда б был со мной”».
Не сказала.
Птица осталась сидеть на ветке. Ветка качалась.
Разнообразие, что ли, внести в наше бессмысленное путешествие.
– Есть желание покататься на районных автобусах, Аль? – спросил.
– Есть желание, – сказала Алька, хохотнув в своем стиле.
Мысленно, вспомнив свои детские переезды на междугородных автобусах, я изготовился висеть на поручне, придавленный похмельным мужиком с одной стороны, стосорокакилограммовой бабой из коровника в рабочем халате с другой, слушать крики кондуктора и еще ошалевшего от тесноты и духоты ребенка, которого безуспешно увещевает и тискает веснушчатая дебелая девка на задних сиденьях, раздумывая, вытащить ему сиську или не надо.
Но ничего такого: автобус оказался настолько малолюдным, что мы с Алькой залипли в
