вооруженное вторжение.
Я обратился к подшивкам ведущих газет, чтобы посмотреть, как освещалось вторжение в Ливан, и обнаружил, что описание тех событий сильно отличалось от описания событий в Кувейте. Сирию изображали как «стабилизирующую силу», а не как «завоевателя». Было очень мало упоминаний о том, что блицкриг Асада в Восточном Бейруте сопровождался сотнями, если не тысячами смертей и похищений людей.
В Ливане нет нефти и он, таким образом, не представлял экономического интереса для мультинациональных компаний, из чьих денежных сундуков финансируется американская экспертиза средневосточных проблем.
За первый год жизни в Америке я понял, что элитные программы по изучению проблем Среднего Востока эффективно «перекрывают» любую информацию о трагедиях. О массовых убийствах на юге Судана никто не упоминал, впрочем, как и о выступлениях иных меньшинств. Даже курдское сопротивление на севере Ирака, которое и возникло как реакция на призыв президента США Джорджа Буша-старшего, не рассматривалось как законное движение сопротивления, подобное Организации освобождения Палестины. В начале 1990-х гг. перечень незамеченных событий стал уже очень длинным. И на одной осенней конференции, посвященной наиболее значимым проблемам изучения Среднего Востока, я понял, что в системе образования в стране с наиболее развитой демократией происходит что-то очень нехорошее.
Мое первое столкновение с «войной», которая ведется в Америке против свободы на Среднем Востоке, произошло в октябре 1991 г. Я впервые принимал участие в ежегодной конференции, которую проводит Институт Среднего Востока в Вашингтоне, округ Колумбия. Когда я понял, что проблемам прав человека и меньшинств не посвящено ни одного мероприятия, я решил поднять вопрос на последней, центральной дискуссии с участием экспертов. В ней приняли участие известные специалисты по Среднему Востоку и бывшие американские дипломаты. Я задал вопрос: «Почему на такой значимой конференции победители в «холодной войне» и строители нового мирового порядка не освещают фундаментальные вопросы о судьбе этнических и национальных меньшинств, женщин в исламском мире, и в особенности прав населения Южного Судана, берберов, ассирийцев, курдов и ливанских христиан»? Ведущий зачитал мой вопрос и посмотрел на участников в ожидании ответа. Прошло немало времени, прежде чем кто-то из ученых смог выдавить хоть слово. В аудитории повисло гнетущее молчание. Наконец, модератор обратился к самому старшему участнику конференции. «Профессор, кто-то из аудитории ждет ответа на вопрос: «Почему мы не поднимаем вопроса о меньшинствах на Среднем Востоке?» Ученый ответил, что эти вопросы, безусловно, нуждаются в рассмотрении, но в данный момент центральным является только палестинский вопрос. Я был ошеломлен таким ответом. Он стал поворотным пунктом в моем отношении к тому, как поставлено изучение Среднего Востока в США. Имя этого пожилого ученого
