Путин», торгуя сырьем и привлекая инвестиции под свои гарантии. Местные режимы и их банки, выступающие в качестве заемщиков, застрахованы тем же «глобальным Путиным». Обогащение через суверенитет – модель патриотичная и совместимая с глобальной циркуляцией капиталов и людей. Но крайне рискованная.
На пике кризиса мы увидели крах кредитов, набранных на мировом финансовом рынке вертикалью власти, – еще одно неслучайное сходство нашей Государственности с финансовым «пузырем». Их давали региональным банкам и бизнесам под гарантии вертикальной стабильности.
Вертикаль власти – это модель управления любой страной, более сложной, чем готов допустить ее политический центр.
Модель сработала – то есть мы получили отсрочку на время, достаточное, чтобы разобраться в устройстве управляемого объекта Россия. Но хорошо известно: отсрочки – человеческий наркотик. С тех пор отсрочки и их пролонгация – основа нашего политического планирования. «Управляемую демократию» никуда не ведут, она лишь регламент допуска/недопуска граждан к их суверенитету.
ВЕРТИКАЛЬ ВЛАСТИ – это модель управления любой страной, более сложной, чем готов допустить ее политический центр.
В чем трудность модели? В том, что внутренняя власть всегда зависима от глобальной конъюнктуры. Это модельное условие – суверенную Россию нельзя деглобализировать, не уничтожив. Наш тип стабильности власти фактически – филиал глобализации и барометр положения дел с ликвидностью в мире. Но граждан России и их собственность при этом, увы, приходится исключить из списка игроков мировой экономики.
При конфликте с федеральным центром региональные режимы власти теряют выход на рынок кредитов, а их боссы рискуют потерей собственности, свободы, иногда жизни. Спасаясь, они берут на себя оплату проектов неугомонного центра, выступают благотворителями в пользу миллионеров, проводят мировые конгрессы и спартакиады, что привязывает их к федеральной agend’e. За спиной у локальных бюрократий неизлечимо болен местный бизнес, обремененный издержками, объема которых он заранее не знает.
Российская власть прячет политические риски в плюрализме местных режимов для бизнеса.
Страх поломки всегда сопровождает нашу систему. Эти страхи клубятся в Кремле и в кремлевских провинциях – они складываются, множат друг друга. С одной стороны, у нас вполне модерная, даже постмодернистская Государственность; с другой стороны, она слишком явно временна. Она воспринимается как безальтернативный ландшафт, но ничуть не вселяет уверенности. Власть страхует короткие сделки по выживанию, но ее условия неточны и связаны с путаницей договоренностей.
В этой системе чувство временности и страх прорываются в виде нелепых, чаще симулируемых угроз – революции,
