только не забудьте, господа, – продолжал надзиратель, заметив, какое сильное впечатление произвело его сообщение на молодых людей, – государь хочет день-другой уединиться здесь, подышать на полной свободе. Поэтому обещаетесь ли вы поумерить вашу… как бы лучше выразиться? – вашу юношескую удаль и не нарушать его покоя?
– Мы уж не малые дети, Василий Васильич, – отвечал серьезно за себя и товарищей Суворочка-Вальховский, – мы очень хорошо понимаем, что государю нужен также отдых и что с нашей стороны было бы крайне бестактно соваться к нему на глаза, хотя все мы и горим желанием выказать ему нашу беспредельную преданность и любовь.
– Успеете, господа. Государя встречают теперь везде с таким восторгом, с такими затеями, что у нашего брата, простого смертного, голова бы кругом пошла. Вот и в самом близком соседстве нашем, в Павловске, августейшая мать его, Мария Федоровна, готовит, говорят, небывалый праздник.
На вопрос любопытствующих: в чем же именно будет заключаться этот праздник? – Чачков отозвался незнанием и, выразив еще раз уверенность, что господа лицеисты не забудут своего обещания, удалился.
– Где же наш ходячий листок, Франц Осипыч? – толковали меж собой лицеисты. – Когда нужно, тогда и нет его.
Но обвинение почтенного лицейского врача было преждевременно. Не успели молодые люди разойтись, как на пороге показалась полная, сановитая фигура Пешеля. Лицеисты мигом окружили его.
– Где вы это пропадаете, Франц Осипыч? – накинулись они на него. – В Павловске затевается что-то небывалое, а вы и в ус себе не дуете.
– Я-то в ус не дую? – переспросил Франц Осипович и с самодовольной усмешкой закрутил над тщательно выбритой верхней губой воображаемый ус. – Вы спросите-ка лучше: откуда я сейчас?
– Откуда?
– Оттуда же, из Павловска.
– А!
– Б! – передразнил доктор. – В Розовом павильоне там устраивается, в самом деле, нечто грандиозное.
– В Розовом павильоне! Это что такое?
– А простенький сельский домик, который окрашен розовой краской и обсажен кругом розовыми кустами.
– Да и на панелях, внутри него, нарисованы розы, – вмешался хриплым басом Кюхельбекер, который детство свое провел в Павловске, где покойный отец его был комендантом. – В окнах же павильона, знаете, эоловы арфы, так что когда подходишь к нему, то еще издали кажется, будто слышишь небесную музыку:
Глагол времен, металла звон…
– Пошел! Поехал! – перебили его товарищи. – Ну и что же, доктор? Говорите, рассказывайте!
– А вот что, – с важностью докладчика начал доктор. – Через две недели павильон будет неузнаваем. Полагается пристроить к нему еще пару маленьких горниц, наружную галерею и наконец большой танцевальный зал. Работа уже закипела. Но и это еще не все. Будет двое триумфальных ворот, будет декорация на заднем плане с изображением настоящей русской деревни. Тут же будет разыгран в лицах «пастораль»: крестьян и крестьянок будут
