style="font-size:15px;"> – Как не знать, милая барышня, – отвечал Дмитревский, вдруг оживляясь. – Сам даже на домашней сцене орудовал в этой пьесе; о сю пору, кажись, в лицах представить мог бы…
– Правда?
– Ах, Иван Афанасьич, представьте! – раздались кругом голоса.
Доедали как раз последнее блюдо. Голод всех, в том числе и старца актера, был утолен, а рюмка-другая крепкой домашней наливки помолодила его на двадцать лет.
– Отвяжи-ка салфетку! – приказал он казачку, стоявшему позади его стула, и когда тот исполнил приказание, он отодвинулся от стола вместе со стулом, встал, выпрямился во весь рост и заговорил.
Все с изумлением, можно сказать, с оцепенением уставились на него. Ветеран Императорского театра много лет уже не выходил перед публикой; только однажды, 4 года тому назад, 30 августа 1812 года, в достопамятный день, когда получено было в Петербурге известие о славном Бородинском бое, он выступил в патриотической пьесе Висковатова «Ополчение». И вдруг сегодня, как тень умершего из могилы, перед присутствующими восстал опять прежний великий актер.
– Хорошо, слушайте, – заговорил он женским голосом Миловидовой в державинской шутке. – Ты, Варенька, скажи первому Кондратью, камердинеру, который, за отсутствием управителя, надзирает за кухнею, чтобы приготовил между прочим кур с шампиньонами: дяденька это блюдо очень любит. Ты, Веринька, второму Кондратью, садовнику, вели припасти вяз с повелицей. Дубу и лавру здесь нет; неравно нам вздумается отставному служивому поднести, по древним обычаям, свойственный ему венок. А ты, Пашенька, скажи третьему Кондратью, музыканту, чтоб он приготовил для огромности хоров рог с барабаном. Смотрите же, не забудьте, а я пойду одеваться.
При этих словах Дмитревский повернулся, будто уходит, обдернул себе с жеманством сюртук, будто поправляет женское платье, и тем же голосом продолжал, будто обращаясь к трем Кондратьям:
– Приготовили ль, друзья мои, что вам приказывали дети?
– Все готово, сударыня, все готово… – отвечал он сам себе разными голосами трех Кондратьев.
– Где ж?
– Вот здесь, – отвечал он от лица первого Кондратья, камердинера, подавая со стола салфетку.
– Да что это?
– Тур[16] с панталонами.
– Как? Тебе приказывали кур с шампиньонами!
– Мне так послышалось.
– Какой вздор! – Дмитревский-Миловидова обернулся к воображаемому Кондратью-садовнику. – У тебя что?
(В руках его очутился салатник.)
– Мох с тюльпаном.
– Какая чепуха! Тебе приказан рог с барабаном.
– Я не музыкант.
– У тебя что? – был, наконец, последний вопрос его к невидимке Кондратью-музыканту. – Вяз с повелицей?
– Нет! Бас со скрипицей, – был ответ – и бутылка с рюмкой изобразили требуемые музыкальные инструменты.
– Ха-ха-ха-ха!
