Он родной внук царя Петра I, и русский народ примет его с восторгом.
– Ниче-че-го я не хочу-чу-чу… – окончательно опешил бедный заика-принц.
Не успел он еще прийти в себя, как его пригласили в чрезвычайное собрание кабинет-министров, сенаторов и генералитета. Оказалось, что он предстал в качестве обвиняемого перед верховным судилищем. Бирон изложил собранию все показания, выпытанные у арестованных в тайной канцелярии, а в заключение поставил Антону-Ульриху прямой вопрос:
– Ваше высочество не станете теперь, я надеюсь, отпираться, что у вас была тайная цель – изменить постановление о регентстве?
Растерявшийся принц, глотая слезы, залепетал что-то невнятное.
– Да или нет? – переспросил его регент.
– Да…
– Вы хотели произвести бунт и завладеть регентством?
Антон-Ульрих в ответ только всхлипнул.
– Изволите видеть, милостивые государи? – обратился Бирон к собранию, театрально разводя руками.
Тут поднялся с места генерал Ушаков, начальник тайной канцелярии, или, как его называли в народе, «заплечный мастер», и заговорил менторским тоном:
– Если вы, принц, будете вести себя так, как приличествует отцу царствующего императора, то вас и будут почитать таковым, в противном же случае с вами будут обращаться как с другими нарушителями законов. По свойственному молодости тщеславию и неопытности, вы дали обмануть себя, но буде вам удалось бы исполнить ваши преступные ковы и произвести алярм[3], я вынужден был бы с крайним прискорбием обойтись с вами столь же строго, как с последним подданным его величества.
За «заплечным мастером» выступил снова герцог.
– Вот подлинная декларация незабвенной нашей царицы Анны Иоанновны о регентстве, – указал он на лежавший на столе перед ним пергаментный лист и повторил содержание декларации, дополняя ее своими комментариями. – Так как я имею право отказаться от регентства, то пусть настоящее собрание сочтет ваше высочество к оному более меня способным, я в сей же момент передам вам правление.
– Помилуйте, герцог! Продолжайте, пожалуйста, править для блага России! – раздались кругом голоса.
– Просим, просим! – подхватили остальные.
Благосклонным наклоном головы поблагодарив собрание за высокое доверие, Бирон взял со стола пергаментный лист и показал его первому кабинет-министру, графу Остерману:
– Позвольте спросить ваше сиятельство: та ли самая эта декларация о регентстве, которую вы подносили к подписи покойной государыне?
– Та самая, – подтвердил Остерман.
– И никто за сим из вас, милостивые государи, в подлинности оной уже не сомневается?
– Никто, никто! – отвечал дружный хор голосов.
– Если так, то я покорнейше просил бы все почтенное собрание скрепить сей документ своими подписями и печатями.
Тревога
