на трапезе, пусть ребята отведают моих угощений. Уверен, они такого в своей жизни ещё не пробовали!
– Это точно! – усмехнулся Сэнсэй и, пожав плечами, промолвил: – Мне не тяжело, поприсутствую… А они уже взрослые, вправе сами за себя решать.
Ариман вновь довольно улыбнулся. И мельком глянув на наш изумлённый коллектив, слушавший этот разговор, быстро проговорил, как мне показалось, нарочито громко.
– Не беспокойся, я всё учёл, алкогольных напитков там не будет. – И уже обращаясь к ребятам, то ли в шутку, то ли всерьёз проговорил: – Честно говоря, я сам рад, что наконец-то попался непьющий коллектив. А то я уже устал от этих бесконечных презентаций, фуршетов, званых обедов и деловых ужинов. Вы себе не представляете, как уже тошно смотреть на этих толстосумов, напивающихся до поросячьего визгу, на эту умирающую от скуки салонную элиту. По этому поводу хорошо сказал Александр Сергеевич Пушкин в своей седьмой главе «Евгения Онегина»:
«…Но всех в гостиной занимает
Такой бессвязный, пошлый вздор;
Всё в них так бледно, равнодушно;
Они клевещут даже скучно;
В бесплодной сухости речей,
Расспросов, сплетен и вестей
Не вспыхнет мысли в целы сутки,
Хоть невзначай, хоть наобум;
Не улыбнётся томный ум,
Не дрогнет сердце, хоть для шутки.
И даже глупости смешной
В тебе не встретишь, свет пустой».
М-да, что в те века, что в эти, ничего в этой среде не изменилось… Так что обедать с вашим коллективом, ребята, вы не поверите, для меня большая честь и огромное удовольствие.
Ариман своими словами, что называется, сразил нас наповал. Мне даже в некотором смысле стало жаль этого мужчину, настолько пресытившегося высшим обществом, что его потянуло соприкоснуться с самой обыденной жизнью. Но тут в самый кульминационный момент нашего очарования словами Аримана Женька выдал новый ляпсус. Он чинно кивнул головой и с пафосом проговорил, потирая в предвкушении руки:
– Отчего же не отобедать? Обедать, да за чужой счёт, всегда в удовольствие.
Наш коллектив вновь разразился смехом вместе с Сэнсэем и Ариманом.
Внезапно с яхты послышалась прекрасная бодрящая музыка, где главную мелодию выводили скрипки. Она, словно лёгкий игривый ветерок, стала разноситься по всему побережью.
– О?! Моцарт «Маленькая ночная серенада», – с улыбкой проговорил Сэнсэй и покосился на Аримана.
Ариман развёл руками и, словно оправдываясь, сказал:
– Двести лет прошло, а каждый раз звучит как впервые. Вот это я понимаю, классика!
Мы двинулись в направлении сияющего шатра, путь к которому пролегал мимо палаток. По сравнению с этим воздушным шикарным сооружением наш лагерь, да ещё с развешанными там свитерами и штанами для просушки, даже с Костиковыми атрибутами цивилизации, выглядел «бомжатским приютом». Прямо стыд какой-то пробирал,
