Перетерпеть надо было. Как же это я только умудрился? Замочком что ли голову пробил? Или уголком портфеля попал!? Наверное, он в детстве мало каши ел и творога. Лобная кость, как яичная скорлупа, и разлетелась от остеопороза. Стеклянный человек под горячую руку попался.
Вот всегда со мной так, – самоуничижительно подумал он. – Однажды комара прихлопнул на голове Оксаны, так чуть заикой не сделал бедняжку, – вспомнив жену, загрустил Зевакин. – Как же она так поступила со мной? Спуталась с каким-то мафиозником. Из высоких кругов.
А я-то этого гада еще хоронить помогал».
Ему вдруг показалось, что он догадался о возможных мотивах этого непонятного поступка умершей супруги.
«А!? Это же она для меня сделала! Когда узнала, что заболела онкологическим заболеванием.
Меня тогда в длительную командировку неожиданно отправили. В Арктику. На ледокол. Даже разрешение на развод письмом послал. Сам не смог приехать. А она сгорела буквально за несколько месяцев.
Наверное, как всегда, врачи залечили, – нашел он понятное объяснение. – Они у нас во всем виноваты. Развалили страну!
Вспомнились слова из ее прощального письма: «Ты меня позднее поймешь и простишь! Мы с тобой прожили долгую и счастливую жизнь. Но в нищете. Ты, мой дорогой, всегда мечтал о путешествиях, которые мы не могли себе позволить. Я тебя почти наверняка не дождусь. Вот и решилась! Я поступаю нечестно, но это для тебя, мой дорогой и любимый Женечка. Прости, прости!» – Зевакин заплакал.
Через некоторое время в его ушибленном мозгу непрошеной гостьей поселилась меркантильная мысль.
«Подожди-ка, а ведь выходит – я теперь богатый наследник, а?! Можно с работы навсегда уволиться. Весь мир повидать!»
Богатое воображение нарисовало Эйфелеву башню, Колизеум, фонтан де Треви, собор святого Петра, каналы Венеции, Альберобелло, храмы Луксора, величественный Парфенон, Анкор, желтый песок. бразильские ягодицы. тайский массаж.
– О-о, – он сладострастно замычал, медленно просыпаясь от чьих-то легких настойчивых прикосновений к мужскому достоинству. Достоинство, не будь дураком, ответило достойно. С трудом из-за опутывающих лицо бинтов Зевакин в полумраке больничной палаты с изумлением разглядел ухаживающую за ним сноровистую медсестру.
«Вот это сервис! – восхитился он. – Еще не вступил в права наследования, а уже по полной программе получаю!» – А-ах! – застонал он радостно.
Рядом в унисон возбужденно задышал аппарат соседа.
Закончив разминку, медсестра приступила к самоубийству, ловко пронзив себя Зевакинской шпагой.
Сосед задергался конвульсивно. Зевакин тоже:
– Осторожно! Вторую ногу не сломай! – глухо промычал он из-под бинтов.
Воистину, не вовремя сказанное слово ранит сильнее всего.
Испугавшись звуков незнакомого голоса, наездница резко дернулась, спрыгивая на скаку на пол. Раздался звук сломанного свежего огурца,
