юнец: держать в тайне его существование до достижения зрелости потомкам тоже не улыбалось. Во-вторых, не зная о своих корнях, я не испорчен сознанием своего врожденного величия, как какие-нибудь Великие Князья-седьмая вода на киселе, схоронившиеся в семнадцатом году в парижских борделях…
Я – самый что ни на есть нормальный русский парень, ни на что особенно не претендующий. Школа, армия, университет… Отличная характеристика для соискателя престола, – это так мне Дядюшка Сэм объяснил. А сам я понял по-другому: нашли такого, у которого понтов поменьше, кем вертеть можно будет, как угодно… Посмотрим, посмотрим…
А ведь на самом-то деле я всегда, ВСЕГДА, особенно в детстве, чувствовал, что я не такой, как все, что у меня великое будущее! Только ничто этого не подтверждало… Интересно, и вправду это кровь во мне говорила или юношеский максимализм, свойственный всем?..
Узнал я, наконец, и то, почему за такой срок совсем не изменился русский язык… Ничего подобного! Еще как изменился. Современный мне язык они специально для меня выучили. А когда мне Дядюшка Сэм пару фраз на нынешнем русском произнес, я вообще ничего не понял… Хотя своим филологическим ухом кое-какое чисто фонетическое сходство все-таки уловил. Хуже польского, короче. Особенно раздрает обилие внедрившихся в наш язык англицизмов. Даже «здравствуйте» теперь по-русски – «хай»! Вот же гадость какая! А я, между прочим, всегда так с друзьями и здоровался. Но это же в шутку. А когда всерьез – противно…
Так что, это даже хорошо, что нам до Бетельгейзе несколько дней лететь, хоть язык чуть-чуть подучу. И вот так, значит, мы и летели, водочку попивали, беседовали о том, о сем, порхая над тавкой и кустиками… Только обидно, не нашлось у потомков сигарет. Они мне даже во сне снились…
Особенно много пили за моих родителей. Жалко их. Ночью, когда никто не видел, я даже всплакнул пару раз… Но ничего тут не поделаешь. Я ведь в самом деле в тот вечер насмерть разбился, никто этого не подстраивал, сам виноват. И если меня в прошлое возвращать, то только прямиком в то месиво из железа и мяса, а иначе – никак… Никакого от этого ни мне, ни папе с мамой толку не будет… Хоть бы весточку им… Но нет! И весточки нельзя.
А Ольге каково было узнать, что по дороге от нее я погиб, что оставь она меня у себя, я бы еще жил бы да жил?.. Что ей, трудно что ли было предложить мне зайти к ней? Кофе пожалела? Причем вовсе не обязательно при этом со мной спать было… Хотя и желательно… Так ведь нет, понты не позволили. Может быть, я даже еще и женился бы на ней, детей бы нарожали… Прикидываю, как она себя казнила… Бедная.
А дядька мой – благодетель… Он ведь мне этого «Форда» от чистого сердца подарил… Каково ему сейчас?.. Точнее, тогда… Ох, как давно это было. Пятьсот лет назад… Но вина-то моя от этого меньше не становится. Ведь вот сколько я людей несчастными сделал…
Так я горевал и убивался… И в результате слов выучил совсем немного. Зато водки мы выпили с Дядюшкой Сэмом порядочно. Я всё расспрашивал
