Он сделал штрих на холсте, а затем искоса глянул на лиловоголовых монахов, словно ему очень нужно было, чтобы они поскорее покинули его. Но те, скрестив на груди руки, бесстрастно взирали на его работу.
Ладжози вздохнул, нанес еще один штрих и вдруг остановился. Он медленно оглянулся вокруг, словно что-то искал. Взгляд его блуждал, пока не встретился со взглядом Дмитрия. «Какие усталые, мудрые… и хитрые глаза, – подумал Дмитрий. – Кажется, они могут видеть через стены и через годы… – И внезапно он понял: – Да он действительно меня видит!»
Ладжози еле заметно махнул ему рукой и произнес загадочно-бессмысленную фразу:
– Для кого-то минует трехлетие, а для кого-то – всего-навсего декада… – и перевел взгляд на полотно.
Дмитрий хотел крикнуть, позвать художника, но, как он ни старался, у него ничего не получалось…
– Что с тобой, Митя?! – Дмитрий открыл глаза и обнаружил, что Аннушка тормошит его за плечо. – Тебе опять приснился кошмар?
– Да… То есть нет. – Дмитрий понял, что от нынешнего сна не сохранилось в его душе того неприятного осадка, который оставляли два предыдущих. – Я что, кричал?
– Да. Ужасно. Перепугал меня насмерть. А что тебе снилось?
– Мне снилось… – Тут Дмитрий почти физически почувствовал, как содержание только что виденного сна ускользает в пучины его подсознания… – Э-э-э… Мне снилась гордыня! – вспомнил он хоть что-то.
– Какой ты впечатлительный, – улыбнулась Аннушка и откинулась на подушку. – Больше никогда не буду спорить с тобой перед сном.
– Да-да, не спорь, милая, – сказал он, обнимая ее. – Тем более, что всегда права только ты, а я не признаю этого только из упрямства. Я пойду сегодня в ГПУ и сделаю все так, как ты сказала. – Он и сам не понимал, откуда пришло к нему это решение, но твердо знал: он должен так поступить. Хотя бы для того, чтобы помочь Николаю Андреевичу.
На этот раз у него не было повестки, и, назвав свою фамилию дежурному, он минут пятнадцать прождал, пока его пропустят, думая, что он напоминает сейчас мотылька, упорно стремящегося к погибели в огоньке свечи. Метафора банальная, но отвратительно точная.
Наконец, ему позволили выйти из проходной в вестибюль, и он, на подкашивающихся от волнения ногах, двинулся вверх по лестнице. «Какая низость!» – ругал он себя за это малодушие. Он постучал в дверь уже знакомого кабинета.
– Да?! – отозвались изнутри.
Дмитрий вошел и с удивлением обнаружил, что на этот раз за столом сидит совсем другой, смуглый и чернобровый, человек. Прежней была только форма комиссара.
– Простите, а где?.. Э-э… – Дмитрий судорожно попытался припомнить фамилию, но вспомнил лишь то, что в прошлый раз он и не удосужился ее узнать.
– Переведен, – отрезал новый комиссар. – А вы, собственно, кто такой?
– Моя фамилия Полянов… – промямлил Дмитрий и беспомощно развел руками.
– А-а! –
