style="font-size:15px;"> – Дай-ка я взгляну еще разок.
Опустив книгу, Генри полез в нагрудный карман, достал ручку и положил ее на стол. Банни повертел ее в руках:
– Похоже на те толстые карандаши, которыми я писал в первом классе. Это ведь Джулиан присоветовал тебе купить ее?
– Я хотел купить авторучку.
– И вовсе не поэтому ты купил именно “Монблан”.
– Мне надоел этот разговор.
– По мне, это просто безвкусица.
– Не тебе рассуждать о вкусе, – отрезал Генри.
Воцарилась тишина. Банни соскользнул обратно на стул.
– Ну-ка, давайте посмотрим, кто у нас чем пишет? – объявил он, приглашая всех к обсуждению этого вопроса. – Франсуа, ты ведь, как и я, приверженец простого пера и чернильницы, правда?
– Более-менее.
Он указал на меня жестом ведущего ток-шоу:
– А ты, как тебя там, Роберт? Какими ручками тебя учили писать в Калифорнии?
– Шариковыми, – ответил я.
Банни со вздохом кивнул, едва не коснувшись груди подбородком:
– Перед нами честный человек, джентльмены. Его пристрастия просты. Одним махом все карты на стол. Мне это нравится.
Дверь распахнулась, и вошли близнецы.
– По какому поводу столько крика, Бан? – со смехом воскликнул Чарльз, закрыв дверь ногой. – Тебя слышно на весь коридор.
Банни пустился в пересказ истории с “Монбланом”. Чувствуя себя крайне неловко, я забился в угол и принялся разглядывать корешки книг в шкафу.
– Как долго ты изучал античную филологию? – раздался голос у моего локтя.
Это был Генри. Он повернулся на стуле и теперь смотрел на меня.
– Два года, – ответил я.
– Что ты читал на греческом?
– Новый Завет.
– Ну разумеется, ты знаком с койне[11], – раздраженно бросил он. – Что еще? Само собой, Гомера. И лириков.
Лирики, я слышал, были коньком Генри. Врать я не рискнул:
– Немного.
– И Платона.
– Да.
– Всего Платона?
– Кое-что из него.
– Но всего Платона в переводе.
Я замешкался – чуть дольше положенного. Он недоверчиво посмотрел на меня:
– Нет?
Я спрятал руки в карманы своего нового пальто.
– Большую часть, – сказал я, что было далеко от действительности.
– Что насчет александрийских неоплатоников? Плотина?
– Да, – соврал я (я и по сей день не прочел ни строчки из Плотина).
– Какие трактаты?
К несчастью, в голове у меня воцарилась абсолютная пустота. Что написал Плотин? Кажется, что-то на Э…[12] “Эклоги”? Нет, черт побери, это Вергилий.
– Вообще-то, Плотин мне не очень интересен.
– Да? Почему же?
Он
Плотин, философ-неоплатоник III в. н. э., написал 54 трактата, которые его ученик Порфирий разделил на шесть групп (Эннеад), по девять трактатов в каждой. Сочинения Плотина чаще всего издаются в порядке “Эннеад”.
