на части моральную ткань этой страны.
Вскоре после этого журнал «Тайм» опубликовал на первой полосе статью мужчины, разглагольствовавшего о «суперклятвах» в наш век одноразовых браков. «Суперклятвы» должны были продемонстрировать более высокий уровень преданности, они должны были стать частью более серьезного церемониала. Должны быть обещания, юридические и моральные, свидетельствующие, что пара обязана подчиняться длительному брачному консультированию до развода; что развод может быть предоставлен лишь с прошествием определенного времени, проведенного в браке. Развод, говорил автор статьи, стало слишком легко получить. Шаг вперед, шаг назад.
Шаг вперед – может быть. Сделайте институт брака крепче, если хотите. Запретите часовни в Лас-Вегасе с неоновыми свадебными колоколами, требуйте, чтобы заявление о бракосочетании составлялось на манер налоговой формы, но оставьте развод в покое. Это очень выматывает. Я не знаю никого, кто, вступая в брак, предполагал бы, что придется искать запасной выход; я не знаю никого, кому удалось бы беспрепятственно уйти. Чтобы уйти, вы должны привлечь суд, вы должны засудить человека, с которым живете, ради собственной свободы. Вы должны отделить свою жизнь от жизни другого человека и остаться один на один с океаном. Ничего общего с легкостью и беспечностью. Ничего общего.
Также я не думаю, что кто-то должен ждать три, шесть, девять месяцев, в зависимости от законов штата, чтобы развод вступил в силу. Прекращение брака – дело серьезное, но нам не нужно, чтобы штат диктовал период ожидания, мол, так мы сможем понять, насколько хорошо знаем самих себя. Через три недели после того, как я ушла от мужа, он позвонил и сказал, что у меня есть неделя, чтобы вернуться домой или подать на развод. Что самое удивительное, о разводе я даже не думала; я ничего не планировала дальше чем на пять минут, но теперь, когда знала, что по истечении недели не смогу вернуться, позвонила адвокату.
Оказалось, муж блефовал, думал, что жестким ультиматумом вернет меня назад. Когда я сказала, что подала бумаги на развод, он ответил, что не даст мне развода. Он отказался подписывать бумаги. По закону Содружества Пенсильвании, где мы тогда жили, спорные разводы имеют трехгодичный период ожидания. Еще целых три года мы могли оставаться официально женатыми. Какой у меня был выбор? Я приготовилась ждать, но времени в итоге потребовалось не так уж много. Однажды днем, примерно шесть месяцев спустя, я получила подписанные бумаги. Моя жизнь лежала в почтовом ящике между каталогами и счетами за электричество. Я так и не узнала, что заставило его изменить решение. Я больше никогда его не видела и никогда с ним не говорила. Мы были разведены.
Недавно я перечитала «Эпоху невинности». Бедная княгиня Оленска, гораздо более живая, чем любой житель Нью-Йорка. Она была лучше, чем Ньюлэнд Арчер, которому она не могла отдаться, потому что была замужем. Обществу было неважно, что муж обижал ее. Они понимали, что ее жизнь кончена. Благодаря нынешней эпохе разводов моя жизнь не кончена. Постепенно я начинаю видеть в этом благо, а не что-то, чего
