отделения Жандармской полиции управления железных дорог в письме № 129 от 31 августа 1900 г. на имя начальника Отделения по Охране общественной безопасности и порядка в Москве, сообщая о секретном надзоре над Е. В. Тейтель, запрашивает сведения и о ее сыне Александре Яковлевиче Тейтеле, студенте Императорского Московского университета, служащего конторщиком на Самарско-Златоустовской железной дороге112.
Под негласным надзором был и еще один родственник Тейтеля – его сводный брат по отцу Сергей Львович Тейтель (1868 – ок. 1949), который, по данным полиции, имел кличку «Медный». Из секретного письма-запроса от 22 апреля 1915 г. начальнику адресного стола Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Санкт-Петербурге следует, что «надворный советник С. Л. Тейтель, 47 лет, проживал в гостинице «Париж», куда прибыл 7 августа 1915 г. из Москвы». Далее следовало интересное уточнение: «Наблюдение ведется с 1903 г. Связь с Бурцевым и другими лицами»113В. Л. Бурцев, русский писатель и общественный деятель, к этому времени уже успел пострадать за свою «народовольческую деятельность», отсидеть в Петропавловской крепости, быть сосланным в Сибирь и бежать оттуда в Щвейцарию; в сентябре 1915 г. он был арестован во время перехода границы из Финляндии в Россию. В воспоминаниях Я. Л. Тейтеля имя его брата, который ко времени публикации мемуаров еще жил в Риге, не упоминается.
Характеризуя атмосферу 1880-х годов в России, Тейтель писал: «Провинция скучала, если не было какого-нибудь террористического акта… О мощи террористической революционной организации ходили самые фантастические легенды. В каждом более или менее загадочном заезжем… видели членов этой организации, видели делегатов заграничного революционного комитета»114В 1890-е годы под наблюдением тайной полиции находились многие друзья дома Тейтелей: самарский присяжный поверенный Андрей Хардин115, писатель Евгений Чириков116, журналист Николай Аше-шов (кличка «Рослый»)117, самарский фотограф Владимир Тейс118, деверь Екатерины Владимировны Тейтель и соученик Александра Ульянова по Казанскому университету119Упрочение марксизма и споры между марксистами и народниками – всё это превратило дом Тейтеля в самарский «демократический клуб», «дискуссионный клуб»120, где «царила безграничная свобода слова»121По мнению самарского историка А. А. Смирнова, знавшего Я. Л. Тейтеля лично, в отличие от других «домов-огоньков» Самары, «маленьких литературно-общественных салонов», куда допускался лишь свой круг, «дом Тейтеля был своеобразным «открытым» клубом, интернациональным, междупартийным и, по общему духу, конечно, демократическим по сравнительной легкости доступа в него, «в одной комнате – судейские, в другой – редакционные, там в шахматы… Особенно часто бывали споры… Изредка бывали танцы… Народники танцевали лучше марксистов»122.
Можно ли назвать
Там же. Ф. 63. Оп. 12. Ед. хр. 469 (2). Л. 65.
Там же. Ф. 111. Оп. 1. Ед. хр. 3 555. Л. 1.
Там же. Ф. Р-5 774. Оп. 1. Д. 115. Л. 1–2.
ГАРФ. Ф. 102. Оп. 226. Д. 441 («О дворянине Евгении Николаеве Чирикове»).
Там же. Ф. 63. Оп. 42. Д. 488 (Ашешов Н. П.).
Неточность мемуариста: в действительности Тейс был до 1887 года товарищем старшего из братьев Ульяновых «по естественному факультету Петербургского университета» (
М. Горький в воспоминаниях современников. М.: ГИХЛ, 1955. С. 105;
