воздухе тает печальи время долго наполнено смыслом
«Следопыт и бродяга…»
Следопыт и бродяга
блуждают по библиотекам
ища совпадения схем
тождества гулкого пульса
с мертвой строкой
безнадзорный мудрец
Гамлет в дешевой одежде
страдает от вечных вопросов
сквозь шелест истлевших страниц
и синие волны курилки
он различает смутные
материки ответов
сухие и исчерпывающие
словно пустыня
где всё еще можно спастись
Снег в апреле
Настоящая сложность
начинается там
где смыкаются кронами
томные каштаны
и дубовая роща Святорога
это подспудный вулкан
аномальная зона
кто не запутался
в ее бликах и тенях
кто не забыл свое настоящее имя
ступив на ее тропинки
там черные грачи
в апрельском снегу
как мысли хасидов
держась строгих правил
ходят по кругу
там люди дерзко строят
башни на песке
пока в свежих сугробах
спит время
Большая улица
Большая улица
молчит в тени церквей
в огниве лет
прячась в туман и неизвестность
там мои сестры бросают
острые взгляды
из-под шляп на витрины
они молчат
об идеале жизни
избранницы потерянного века
брезгливо
они бредут по белой улице
на стройных каблуках
и судят падший мир
по большому счету
Вечерний дождь на Пушкиновке
Дождь
вечная вода
как в древних акведуках
смывает пыль
которой занесены предметы
тосклив их новый лик
блистает все
что не должно блестеть
что благополучно
скрывалось под привычным
пухом и песком
границы стали резкими
и с черной графикой
не может справиться
ни мягкий сумрак
ни ясный свет
из окон Пушкиновки
У городской стены
Мои прогулки по улицам
кончаются тем
что упираюсь в городскую стену
огибая новые преграды
совершаем старые ошибки
а стена учит терпению
не уходят тяжелые лбы
кожей ощутив ее прохладу
в сон древних пирамид
авторы построек на века
зная слишком много
ограничились кирпичными мостами
через время
а ведь могли построить другой мир
создать лучшую землю
и новое небо
Детство
Долгое смотрение в небо
с
