крепко держала в своих руках. Она еще пыталась найти оборванные концы, чтобы связать их отношения, но куда там, куда там, он навострил лыжи куда подальше, сказал, что будет писать и звонить. Марго нутром почуяла неладное, что это не простая любезность, что эта дама уводит Ореста от неё. Ведь она готовила себя к такому повороту, нашла же она в себе мужество сказать Оресту:
– Если ты решишь уйти от меня, то скажи мне об этом, хорошо?
Удивительно, но именно в этот момент Оресту тоже пришла мысль о расставании, ведь не легко расстаться, если нет видимого повода. Их мысли совпали. Как удалиться так, чтобы это не причинило боли ни ему, ни ей? Собственно, с самой первой встречи они стали угадывать мысли друг друга, думали синхронно одно и то же. Слова были нужны для того, чтобы выразить удивление. Именно умение общаться без слов связывало их сильней, чем слова признания, а бурные размолвки не играли никакой роли, даже если Орест хлопал дверью и уходил. Их язык в основном был интуитивным, а не вербальным. Марго остро ощущала конфликт между интуицией и языком. О том, что им когда-нибудь придётся расстаться, Орест тоже задумывался, возможно, не без влияния Марго. Это было, когда же это было, где было это, да, было это, было в тот день, пыталась вспомнить она, ах, да, мы отправлялись на Рейнеке, где у них был в деревне дом, их дача, купленная почти задаром, именно тогда мысль о расставании впервые стала словом. Орест решил превратить эту поездку в праздник эроса.
Для него это был прощальный карнавал. Марго робела перед его эротической экспансией. Её коробил уличный язык Ореста. Если он бывал в досаде на кого-нибудь из её коллег, которых она тоже не жаловала, его брань была настолько увесистой, что Марго смущалась, хоть и разделяла его негодование. Однако он и всуе произносил эти непутёвые словечки. Марго одёргивала его, как ребёнка. Если похабник не унимался, то она впадала в истерику, убегала на кухню в слезах и, громко хлопая дверцами шкафа, доставала сигареты, демонстративно курила, чтобы он видел, до чего довёл бедную женщину этими вульгаризмами. «Ведь он такой и есть, как я не разглядела, пришёл в мой дом со странными намерениями», – думала Марго.
Он уходил на пляж, где-то шлялся. Его возвращение оправдывалось разумным объяснением. Он говорил, что хотел посмотреть, как сосуществуют на примере их речи разностильные лексические пласты языка.
– Ну и дурачок же ты! – примирительно говорила Марго, принимая его поцелуй в щеку.
Стилистический конфликт был исчерпан.
Марго нравилось находить в постели спящего мальчика, когда она приходила от подруги поздно вечером. Она ныряла к нему под одеяло и прижималась чреслами. В один из таких зимних вечеров она объявила о поездке на остров.
– Ух ты, у тебя есть дом на острове? Едем немедленно! – завопил Орест, охваченный щенячьим энтузиазмом.
Его глаза, как у подростка, горели сумасшедшими искорками. Он приподнялся на локте, одеяло сползло с плеча.
– Вот придёт весна,
