пытается ухватиться ногами за узкие бёдра Ореста, ложится на спину, он поддерживает её. Их окружают яркие звёзды в темном небе. Они разлетаются в брызгах из её рук, вокруг её тела…
– Мы как созвездия, – говорит он шёпотом.
Его голос окутала темнота. Через пролив, до самого острова Садо протянулась млечная река. Марго несказанно счастлива, без единой мысли в голове, крохотная искорка, живая, между двумя половинками небытия, которые принимают её и удерживают в свободном парении. Все её интеллектуальные ценности, вроде гегелевской эстетики, тщеславных планов и дзэн-буддизма рассыпаются в прах, в пепел александрийской библиотеки. Умереть бы сейчас, не узнав никогда о том, что умер…
– Если сможешь, роди, – говорит Орест.
Он сказал таким тоном, что она не поняла, действительно он хочет, чтобы она родила ему, или он бравирует. «Как грубо!» – думает она, но не подаёт виду. Ей больно. Нестерпимо больно. «Если сможешь, если сможешь…» – отзываются эхом его слова в сердце Марго.
– Ты посмотри, рубашка сбилась на шее в шарфик! – смеясь, произносит она и расправляет рубашку.
– А ты в следующий раз повязывай шею моим шарфиком заранее, – предложил всегдашний пересмешник Орест.
Они громко смеются. До слёз…
Два тёмно-бордовых лепестка завядшей розы, прошелестев, отвлекли Марго от её воспоминаний. «Роза содрогнулась и с лёгким треском, похожим на догорающий хворост в костре, обронила лепестки на пол», – мысленно записывала Марго в коллекцию своих маргиналий.
…Орест имел в виду тот самый красный шерстяной шарфик с бахромой на концах и черными полосками, который она подарила ему на день рождения. Этот шарфик запечатлён на его многочисленных фотографиях: он идёт по берегу моря, нагишом, в одном шарфике; на киноплёнке тоже имеется несколько кадров. «Если вы увидите, что этот шарфик греет чью-то шею, то знайте, из чьих рук он пошёл по рукам», – продолжала сочинять Марго, романизируя свою жизнь. Потом она вздохнула: «Как хороша была моя каморка!»
Тем временем, пока Орест бродит по городу, Марго, выкроив свободный час, листает словари или сочиняет какой-нибудь конгениальный текст – труд всей её жизни. Она сочиняет его уже в течение пяти лет. Орест тоже приложил к нему руки: перекладывает листы из одной папки в другую. Раздался звонок в дверь. Так протяжно и нетерпеливо звонят чужие. Она неохотно отрывается от бумаг, покрывает стол платком.
– Кто бы это мог быть?
На пороге её милый друг – запыхался, потный.
– Дорогая, все путаны вышли в город, а ты сидишь над своими книжками. В город прибыл аргентинский корабль или французский миноносец с визитом дружбы, проведать наш форпост. Красавцы в белых штанах и чёрных ботинках, при беретах, ходят парами или гурьбой по городу, выбирай-не-хочу! – выпалил на одном дыхании Орест, весь взмыленный от жары и ходьбы. Он стоит на пороге, прислонившись плечом к стене.
– Ах, значит, ты решил выдать меня замуж? – безразличным тоном спрашивает Марго.
– Ну,
