страхом еще до начала сражения. Павлин явно имел в виду суеверный ужас, распространяемый гуннскими «кентаврами» повсеместно. Ужас, предшествующий их появлению и парализующий всякую волю к сопротивлению. Страх, заставляющий видеть в гуннах не людей из плоти и крови, а демонов, видимых бесов. Вот если бы грешные римляне покаялись в своих грехах, исправились, стали мыслить разумно, освободили свое сознание от затуманивших его пагубных заблуждений, открыв его для Христа; если бы они возжелали вырезать язвы все еще тяготеющих над ними застарелых пороков, тогда никакая сила не устояла бы перед служителями Христа, и их не повергал бы больше наземь лук чужеземных конников, примчавшихся от крайних пределов Востока…
Умри, Павлин – лучше, не скажешь! Нам, людям XXI в., из дидактической поэмы Павлина совершенно ясно, насколько гунны тех кровавых лет превосходили деградировавших римлян. Ибо никто не будет рассматривать нашествие противника, которого считает равным себе, как фатум, рок, как Страшный Суд, как исполнение Божественного приговора над собой. И никто, даже, будучи, в конце концов, побежден противником, которого считает равным себе – известно ведь, военная фортуна переменчива! – не будет – назидательно, но и крайне разочарованно – как вышеупомянутый разочарованный Павлин, подчеркивать, что, к сожалению, ни меч, ни лютый голод, ни даже эпидемии не смогли исправить, вразумить римлян. Римлян, все еще остающихся такими, какими они были, страдающими под временем своих пороков, бесконечно виновных перед Богом и собой…
Так сокрушенно каялся в своих грехах подавленный обрушившимися на его привычный мир несчастьями, глубоко верующий человек, христианин, искренне сознающий все свое несовершенство…
Однако же, так думали тогда отнюдь не все. Многие дерзнули возроптать на нового Бога, как ветхозаветный Иов. Подобный ропот явно слышится, к примеру, в сочиненной около 415 г. п. Р.Х. анонимным автором «Песни о Божественном Провидении». Само это название полно жестокой и горькой иронии, невольно заставляющей вспомнить едкие песенки-«зонги» Бертольта Брехта. Ибо как раз Провидение, на которое охотно ссылались не только в годину гуннского нашествия, но и в последующие столетия, было тогда крайне трудно доступно человеческому пониманию.
Чем провинились невинные дети? Какие преступления совершили юные девы, краткость жизни которых не дала им еще возможность совершать дурные поступки? Почему огню было позволено опустошать Храмы Божьи? Почему было попущено осквернять священные церковные сосуды? Не было защитой девственности незамужних соблюдение ими обета безбрачия. Как не была защитой вдовам их преисполненная любви устремленность к Богу. Даже святые угодники Божьи – отшельники, ведшие уединенную жизнь в удаленных от мира пещерах, умерли той же насильственной смертью, что и не удостоившиеся Святого Крещения. Та же буря одинаково унесла жизни и добрых, и злых. Пораженные жестокими ударами, опаленные огнем,
