rel="nofollow" href="#n72" type="note">72. Наконец, есть ведь у нас и наши западные мистики, на которых почему-то вообще не обращает внимания наша теология. Я помню, как когда-то целый семестр слушал курс по вечному блаженству, целиком основанный на Аристотеле. Один из студентов все же осмелился упомянуть св. Иоанна Креста. Отец де Лавалетт тотчас прервал его выступление. Цитирую по памяти: «Да, верно, святой Иоанн Креста говорит скорее о преображающем единении. Но закроем скобки», – добавил он, подкрепив слова жестом, изобразив обеими руками округло закрывающиеся с двух сторон невидимые скобки. Влияние мистиков на богословие вечного блаженства заканчивается здесь!
Такая зацикленность на одном-единственном богослове, только потому, что его порекомендовал один-единственный папа, наконец, даже смешна. Такая несвобода мысли высвечивает папопоклонство. В любом случае, если бы хотя бы ставилась цель доказать, что богословие хранит верность Писанию. Но нет, сегодня нужно доказывать, что оно осталось верным Фоме Аквинскому. А остальных богословов можно уже занести в красную книгу.
Я помню, как некоторые из преподавателей нашего Парижского католического института пытались незаметно этому сопротивляться. Отец Поль Анри, которого я считаю своим настоящим Учителем, подготовил карточки о Троице, чтобы облегчить нам в будущем написание проповедей. И они были созданы на основе богословия Ришара де Сен-Виктора, а не Фомы Аквинского. «Да, услышали мы тогда, он духовно глубже св. Фомы, последний немного суховат». За слово «суховат» я ручаюсь. Отец Конье, еще один настоящий Учитель, крупный специалист по мистике, работы которого признаны во всем мире, после многих описательных выражений и осторожный формулировок в своих лекциях, вдруг признался мне в личной беседе: «Ах, эта схоластика нанесла нам немало вреда!» (А схоластика, это прежде всего Фома Аквинский). Поясним, что сам св. Фома тут ни при чем. Сам он, конечно, ни в коей мере не претендовал на этот смешной культ. Все вышесказанное не отрицает того, что это был великий философ, хотя и плохой богослов, и что его труды обязательно нужно изучать, просто наряду со многими другими. К списку наших профессоров, неуютно чувствовавших себя в схоластике, можно добавить доминиканца отца Дюбарля, нашего преподавателя космологии, ходившего часто вокруг да около и составлявшего длинные обходные фразы, по которым нам нужно было догадываться, что же он думает на самом деле. Или отца Шатийона, профессора средневековой философии, прибегавшего к тем же уловкам. Или отца Верно, репетитора по томизму в Кармельской семинарии, при личном общении признававшегося к концу жизни, как горько ему защищать позиции, для него самого неприемлемые. Когда наши вопросы выявляли несостоятельность некоторых мнений св. Фомы, он поднимал глаза к небу, выдерживал долгу паузу, затем опускал их и произносил: «Что еще?» Мы не осмеливались настаивать, нам был все ясно.
Но во время моей учебы в Католическом институте как раз отец Лаллеман правил бал и следил за соблюдением томистской ортодоксии
