внимание?
– Мать моя, и в самом деле, мы ж в субботу не работаем. Во, блин, вы евреи устроили. Тихо-тихо, я хоть бей в набат, а в субботу дай шабат.
– Ладно, будет тебе, ты слушать будешь?
– Да извини, но так всё интересно, давай-давай, Исаак, я даже не наливаю вторую.
– Ха, как говорят в Одессе, кто вам считает.
Так вот, берём шабат, обыкновенная суббота. Да вовсе она и не обыкновенная. Я помню, как начинались наши субботы. Шабат. Уже в пятницу в доме шла суета. Протирали посуду. В этот день мы использовали самую красивую. У меня сохранились ее остатки. Так называемый сервиз Кузнецова. Вот ты представь, Володя, большой стол, белоснежная скатерть и мама, бабушка, даже меня привлекают, расставляли этакую красоту зеленовато-сиреневого цвета. Вот ты скажи, почему стол у тебя праздничный, но клеёнка. А?
– Дак Исаак, клеёнка-то из ГДР, вся в яблоках и персиках, ты посмотри.
– Володя, клеёнка хоть из ГДР, хоть из Сингапура – все равно клеёнка. Нет, скатерть льняная, белая. Немного вышито цветов. И такая красивая посуда. Хозяйки уже расставляют тарелки – мелкие для пирожков, глубокие – для супа, бульона или тушеного блюда. Конечно, масленка, рюмочки для яиц, солонки.
И наконец, венец субботнего стола – супница. Её приносят с кухни, уже наполненную приготовленным заранее супом с клёцками. Эх, Володя, давай выпьем. За наших родителей, чтобы им земля была пухом.
Вот как ты думаешь, они нам помогают оттуда? Я уверен, что да. Хоть я и физик, и механик и даже был лауреатом. Потом, ты знаешь, всего лишили. Но уверен – все вернется на круги своя, как говорил Заратустра.
Выпили.
– Теперь слушай дальше. Вот вообрази. Ты пришёл с работы. Но не ломишься сразу на кухню, только руки сполоснул. Мол, чё у тебя, Маруся, сыпь на стол, Я голодный, как волк. Нет, ты помылся. А у вас в зале уже накрыт стол. Скатерть бежевая или сиреневая. А на ней тарелки мелкие для пирожков. (Их, вообрази, тёща к твоему приходу испекла). И глубокие стоят. И два блюда больших. На одном, большом, половина гуся тушеного с яблоками, а на Малом блюде – рябчик или цыпленок. И длинное, узкое, необычайной выделки, палевых цветов блюдо для рыбы.
А ты уже переоделся. Умылся. Вечером – легонько побрызгал себя Шипром – не шибко так – рубашку светлую надел и к столу. Марусе даришь любую ветку зелени (где уж в нашем городе цветок купить, только на гроб), а мамаше ейной целуешь руку. И – за стол! И дети!
Конечно, раньше мой папа всегда молитву читал. А теперь можно просто сказать – чтобы был у нас в сердце мир. И покой. И любили бы мы друг друга.
Тут я неожиданно заплакал. Сам не ожидал. Я ж мужик. Но нашло на меня сразу и неожиданно. Я даже извиняться не стал. Сказал, – ты, Мосеич, меня рассказам пронял. Неужели все это возможно?
– А ты попробуй. И не торопись. Маруся тебя поймёт, мама ее – почувствует, а дети должны помогать обязательно.
Ну, давай по последней, мне ещё нужно написать в исполком, как модернизировать дворницкое хозяйство. В отдельно взятом дворе.
– Ты
