закуривает, торопливо затягивается раз-другой и бросает сигарету.
«Ну что, – говорит майор, – так и будем играть в молчанку?»
Пленный воззрился на него единственным оком, повернул голову к окну.
«А?»
Пленный пробурчал что-то.
«Что он сказал?»
«Ругается», – сказал переводчик.
«Та-ак. Ну, а что ты скажешь насчёт…»
Пленный то ли отвечает, то ли не отвечает, а чаще коротко кивает в ответ на вопросы или мотает головой. Собственно, то, о чём спрашивает Оланд (так зовут майора), ему и так известно, надо лишь удостовериться.
Русский смотрит на него в упор и внезапно разражается более или менее длинной фразой. Майор лениво косится на переводчика. Тот пожимает плечами:
«Ругается… последними словами».
«Угу. Хорош».
Оланд щёлкает пальцами, делает знак, солдат приносит бутылку, наполовину опорожнённую. Наливает полстакана: пей.
Парень берёт стакан в руки, взбалтывает, это русская водка, на мой взгляд, весьма низкого качества. Пленный делает большой глоток. Вытирает рот тыльной, тёмной от веснушек стороной ладони, отдувается и выплёскивает остаток в Оланда.
Майор и бровью не повёл. Оглядел свой мундир, перекинул ногу за ногу.
«Советую, – говорит он, – вести себя лучше.В твоих же интересах».
Допрос продолжается.
Пленный смотрит на меня, словно только что меня заметил, переводит взгляд на Оланда. Что-то отсутствующее, почти мечтательное появляется в его блёкло-сером глазу, рот приоткрыт. Пленный начинает говорить. Он говорит всё быстрее, по-видимому, глотая слова, и часто моргает.
Майор Оланд принимает величественный вид, задирает подбородок и медленно, через плечо, поворачивает голову к переводчику. Переводчик – балтийский немец, худой, измождённый человек.
Парень умолк и смотрит в пол.
«Нет смысла переводить…» – говорит переводчик.
Майор догадывается, мрачнеет, – ну-ка, повтори, говорит он. «Повтори, сволочь!» И пленный, тяжело дыша, снова изрыгает на нас отвратительную грязную ругань.
«Переводите. Переводите, чёрт побери!»
Переводчик старательно переводит.
Ты сам сволочь, переводит он, вы все сволочь.
«Дальше!»
Переводчик переводит: вы не люди, вы мразь, отбросы, дерьмо собачье, вы сраная сволочь, и вся ваша нация, ваша вшивая Германия, вас надо уничтожать, как вшей, вот увидите, мы вам ещё покажем, вы ещё не знаете, что вас ждёт, мы вас за яйца повесим, перестреляем всех, суки поганые, вашу мать, всех до последнего.
«Молчать!» Это не пленному, а переводчику. Пленный всё ещё что-то бормочет. Майор, с белыми, как свинец, глазами, хватается за кобуру, смотрит вопросительно на меня, я всё-таки начальство, хоть он и старше меня по званию, –
