Захарову.
– Ну, зашибись, – проворчал я. – Офигенный я контракт с тобой заключил. Не только друзей не оживил, но еще и их биоматериала лишился.
Профессор развел руками.
– Захаров и меня надул как первокурсника. Сыграл на моем почтении к нему как к учителю. Признаю́сь, виноват. Если хочешь, можешь меня пристрелить, только вряд ли это поможет делу.
Я внимательно посмотрел на Кречетова.
– Пристрелить тебя всегда успеется. А что, есть идеи, как исправить ситуацию?
Профессор почесал затылок.
– Неважный я был бы ученый, если б у меня не было плана на случай, если все пойдет не так.
– Тогда я тебя слушаю, – сказал я.
Грузовик несся по Зоне.
На душе у Анатолия было муторно. И мерзко. Вроде живой, на свободе и даже не раненый. Однако в голове, словно заезженная пластинка, вертится одна и та же мысль – а не лучше ли было бы, если б он лежал сейчас там, в кузове, рядом с трупами, такой же как они, нашпигованный свинцом и совершенно безучастный? Мертвым проще. Их не мучают ни боль, ни совесть, ни воспоминания о жизни, которой у него больше никогда не будет…
– Чего нос повесил, бродяга? – радостно осведомился Бокорез. – Думаешь, все, кончилась житуха, если на тебе пара жмуров висит? Забей и забудь! В этой жизни или ты, или тебя. Третьего не бывает. Тебя хотели лишить свободки, унизить, завалить – и по ходу ты их обломал конкретно. Стало быть, ты не фраер теперь, а самый натуральный босяк.
– Кто? – переспросил Анатолий.
Бокорез рассмеялся – весело, громко, как обычно смеется человек, у которого совесть чиста как у младенца. Ничего его не гложет, не свербит под черепом, кровавые пятна на пробитом пулями лобовом стекле не маячат перед глазами. Чего б не посмеяться, если на душе светло и радостно?
– Блатяга, пацан, бродяга – слов много, смысл один, – отсмеявшись, сказал Бокорез. – Наш ты теперь с потрохами, кровью повязанный с братвой. И два пути у тебя теперь – или самому себе маслину в тыкву загнать, или жить дальше, легко и свободно, как вольный ветер.
Анатолий стиснул зубы. Первое, конечно, осуществить легко – взять автомат, что рядом лежит, вжать уже остывший ствол в подбородок, да большим пальцем сделать одно короткое движение…
Но для Анатолия это было неприемлемо. Все равно что сбежать с поля боя, трусливо поджав хвост, в блаженную, прохладную темноту, где тебя никто не найдет. Неправильно. Не по-мужски. Не тому его учили в армейской разведке…
Получается, придется пока согласиться с бандитом, что вольготно развалился на пассажирском сиденье. Если нет больше возможности вернуться назад, в свою жизнь, придется пожить чужой…
– Тут скорость сбрось, – сказал Бокорез. – Сейчас болота начнутся. Дорога где есть, а где и нету ее, одна грязища. Плюс аномалии здесь уже могут быть. Не сильные, но голодные. Поэтому поответственнее езжай.
Про аномалии Анатолий слышал на Большой земле.
