тему:
– Как Ирка?
– Ничего. Бывало и хуже.
– Все рисует? Аматерствует, так сказать?
– Рисует. Церковь нашла какую-то заброшенную на кладбище, и в голову ей втемяшилось эту церковь фресками расписать. Уже четвертую неделю там пропадает.
– На кладбище, говоришь?
– Ага.
– Это на старом городском-то кладбище, откуда упыри лезли?
– Теперь уже не лезут. Вылезли все, видать.
– Это я знаю. А все же на твоем месте я бы ее туда одну не отпускал.
– Почему?
– Там марко-половская шайка штаб-квартиру устроила. Нечего Ирке там одной делать.
И как только Джентльмен это сказал, Кира кольнуло в сердце недоброе предчувствие. Свистнув Анжелу и даже забыв попрощаться, он поспешил вон из подвала.
Ирка стояла на строительных лесах, оставшихся бог весть с каких времен. Когда-то церковь, похоже, собирались реставрировать и даже вот леса уже возвели, но потом все сошло на нет. Сейчас леса очень пригодились. Ирка только успела нанести слой свежей известки. Писать следовало немедленно. Если бы секрет Леонардо не был утрачен, думала Ирка, то можно было бы и не спешить. Можно было бы спуститься, выйти из-под гулкого свода, присесть на заросший травой кирпичный порожек и выкурить сигарету. Или даже две. А может, и не было никакого секрета у Леонардо, а он просто прикидывался, и все, что осталось, – лишь осыпавшееся лицо Христа и двенадцати апостолов мертвые лица. И нельзя писать по сухой штукатурке.
Сама Ирка писала ангела. Ей хотелось, чтобы у ангела было лицо Веньки, но тело у него определенно получалось Киркино, с большими белыми крыльями. Значит, и лицо ну никак не могло выйти Венькино, и Ирку это огорчало. Ангел с лицом Кира – это уже и не ангел вовсе получается, а бог весть что, в церкви определенно ненужное. Но править было поздно. Ирка вывела прямой, тонкий нос Кира (а надо было Венькин, картошкой) – и тут внизу загомонило, заулюлюкало. Камень стукнулся о ведро с краской. Второй камень перевернул ведерко, и оно загремело вниз. В воздухе пахнуло грозовой лазурью.
Когда Кир прибежал на кладбище, все уже было кончено. Близнецы, девочка с леденцом и еще два десятка детей стояли над свежей могилой. Это была единственная свежая могила на всем кладбище, если не считать разрытых упырями. Но те могилы были пустыми, а эта, похоже, нет.
– Во имя Отца, – тянул Поло.
– И Матери! – капризно встряла девчонка, с хрустом откусывая от леденца.
– И Сына.
– И Святого Духа.
– И Раба Его.
– И Вещего Енота.
– И Шоколадки эМ-энд-эМс.
– И Того, Кто Приходит в Полночь.
– И Того, Кто Живет за Шкафом.
– И Филина.
– И Свиньи.
– И Змея.
– И Черта Лысого.
– И Виталия Кузьмича и Игнатьевны Марфы.
– И Всего Святого.
– Аминь.
