утратившем былую одухотворенность лице Улгера промелькнуло сперва замешательство, потом едва ли не готовность извиниться, но вслух он произнес только:
– Ладно, я подожду, – и с кислым видом принялся за рыбную похлебку.
Зинта молча поднялась, вышла наружу и побрела к лавке. В животе у нее как будто завязался дрожащий от напряжения узел, солнечное сплетение ныло. Кого попало она бы не испугалась, сумела бы поставить на место. Но это же Улгер, с которым ей было хорошо, с которым они любили и понимали друг друга… Или Зинте всего лишь казалось, что любили и понимали?
Что надо было купить в лавке, она напрочь забыла. Постояла возле крыльца, слушая болтовню собравшихся женщин: те обсуждали несчастье, случившееся в деревне Каштоп, которая находилась в двадцати шабах к северо-востоку от Сумола. Двое тамошних стариков пустили к себе переночевать брата с сестричкой, сироток лет пятнадцати-шестнадцати, славных таких, скромных, обходительных, путешествующих пешком по причине бедности. Дом пожилой пары стоял на отшибе, и никто не услышал, что там творилось ночью, а славные сиротки мужа прирезали, жене пробили голову молотком и ушли, забрав с собой все ценное. Приехавшие из города добрые полицейские после сказали, что это разбойники, которых давно разыскивают, и лет им далеко за двадцать. Вот так-то, не всегда отличишь по виду зложителя от доброжителя!
«Если бы у меня где-нибудь в этих краях был дом, – подумала Зинта на обратном пути, – тоже бы пустила кого-нибудь переночевать, чтобы меня убили… Хорошо бы тех самых!»
То, что человеческие отношения, вначале полные тепла и взаимной заботы, выворачиваются потом таким образом, как у них с Улгером, казалось ей настолько невыносимым, что лучше умереть, чем с этим смириться.
– Что случилось? – спросил Эдмар, оторвавшись от поучительной книги Аломпа Сенкофеда.
– Ничего такого, что тебя касается, – отозвалась Зинта хриплым от так и не пролившихся слез голосом.
Вспомнила, зачем ходила в лавку: за сахаром. Придется сегодня пить несладкий чай.
– А давай оно будет меня касаться? Ты меня спасла и вылечила, а я чуть позже, когда поправлюсь, смогу разобраться с теми, кто тебя обидел. Это он или она? Или они?
Зинта снова испугалась, но теперь уже за Улгера: каким бы он ни был и как бы теперь себя ни вел, пять лет назад он был для нее по-настоящему близким человеком – даже если эта внутренняя близость существовала только в ее воображении. А Эдмар опасен. Зинта ничем не смогла бы подкрепить это заключение, но она постоянно за ним наблюдала, и он от нее не таился, как от тех приезжих магов. Множество мелких черточек складывалось в единую картину – зыбкую, нечеткую и все же наводившую на мысль, что с ним стоит соблюдать осторожность.
– Какие-то дураки проезжие что-то мне вслед орали, – сообщила она, выйдя в соседнюю комнатушку и яростно массируя свое бледное, словно прошлогодний снег, лицо перед старым настенным зеркалом с облезающей амальгамой. – Настроение испортилось.
