между собой называют «Дорога смерти». Да вот только сколько их тут, таких дорог? И не сосчитать.
Двигатель натужно ревет оборотами, экипаж о чем-то орет друг другу. Слышим взрывы. Мужики машут руками и кричат что-то нам. Сема толкает оператора и тот прислоняет объектив к триплексу. Я туплю. Я не понимаю, чего они орут. Потом прислоняюсь к окуляру и вижу, что взрывы-то по наши души. Артиллеристы ВСУ пытаются попасть, снаряды падают в 15–20 метрах от броневика, я даже слышу, как мелкие осколки стукают по металлу. Но страха нет. Видно, в тот момент организм еще совсем не понимал, что происходит. Что мы едем по одной из самых опасных дорог Донецка, что по нам стреляют, и любое попадание превратит нас в пыль. Да, именно в пыль. И не поможет инструкция, которую нам дали до отправки на старый терминал. Но лучше ее знать, чем ехать вслепую.
Я почему-то вспоминаю кадры хроники, где наши бойцы в Чечне сидели верхом на броне. Сейчас же понимаю, что эта самая броня только что спасла нам жизнь. А вот если бы мы ехали сверху…
Дорога кажется бесконечной. Я вижу остовы сгоревших танков, дорогу, изрытую воронками и усеянную кусками взорвавшихся зданий. До ВСУ пара километров. Уже позже я понял, что это огромное расстояние до противника. Ведь однажды мне довелось ночевать в 35–40 метрах от украинского окопа. И надо сказать – я не знаю, что было страшнее – первый раз попасть под огонь, или эта ночь.
Доезжаем до старого терминала. Экипаж орет, чтобы мы открывали люк и сразу бежали влево. «Куда влево? Я же здесь первый раз!» Сема тянет ручку двери, я выпихиваю ее наружу, тут же хватаю рюкзак и вываливаюсь на улицу. Сразу ощущаю донбасскую жару. Она обволакивает мое тело, мои мысли. Я озираюсь по сторонам, не понимая ровным счетом совершенно ничего. Ору: «Куда бежать…ть? Мужики! Куда бежать-то?». В этот момент я, сидящий на корточках, в шлеме, в бронежилете, с сумкой и фотиком, смотрюсь, наверное, смешно. Местные ребята-то уже привыкли, а я еще «молодой».
Из ступора выводит крик Пегова: «Здарова, парни!» и пробегающий мимо меня оператор. Я устремляюсь за ним, низко пригибаясь. Ополченцы кричат нам, чтобы мы сразу прятались за стену, за которой безопасно. Но это все условности. «Танк ведь может и в эту стену долбануть. Вон, пару дней назад ту стену снес. Чудом никто не пострадал». Мурашки, руки трясутся, пот заливает лицо, глаза щиплет, все мешает, страшно и жутко одновременно. Тянусь за пачкой сигарет.
«Я в аэропорту! Вадим! Я в аэропорту! В Донецком! Аэропорту!», – кричу про себя я.
Сигареты чуть успокаивают.
Врут. Все врут, что курение не помогает при стрессе. Просто они не курили под обстрелом. Тут сигарета становится единственной ниточкой к успокоению. С каждой затяжкой к тебе возвращается понимание происходящего, мозг начинает раскручивать рабочий режим, как огромная динамо-машина, отталкивая лишние мысли о страхе и неуверенности. Беру в руки камеру. Обходим терминал, снимаем первый этаж. В 10 утра ВСУ открыли из танков огонь по окраине Донецка. Я сам видел и слышал. Мы только-только приехали
