TFG не подвезли. И все встало.
Так всегда у военных – главное оставляют на десерт. Русский авось плюс буфуцзэ сяньсян. Ждем погоды и пьем с утра.
Ты спросишь: “Рипс нимада, а как же два наших договора, подписанные коньяком и спермой?”
Ангел мой гнилосердый, свой договор ты нарушил первым (со Злотникофф), когда твоя сперма еще не просохла на рисовой бумаге. Уверен на 99 %, что в мое отсутствие помимо мультисекса ты продолжаешь пробировать natural с персонами, гнусная и L-дисгармоничная плоть которых не годится даже на пресс-food для клон-голубей ефрейтора Неделина.
Поэтому.
Войдя сегодня утром в solarium, я с чистой совестью принял первую дозу моей любимой водки “Катя Бобринская”. (Коньяка здесь нет.)
Наш solarium, или сочилово на жаргоне “белых жетонов”, большая по масштабам бункера комната, оклеенная живородящей текстурой и гиперактивно подсвеченная сверху. Посередине – стойка бара (весьма пиньфади по содержанию), водяные тумбы, шахматный стол (заказанный мною) и два сенсор-кресла, естественно, со снятым оборудованием.
8 нормальном месте подобного рода после 50 мл “Катеньки” меня потянуло бы в сенсор-кресло.
Для начала я бы вклеил что-нибудь веселое.
Например, микс-римейк “Огни большого города – Терминатор”. (Помнишь, как Шварценеггер гонится за Чарли Чаплином по сабвею?) После третьей дозы меня двинуло бы на китайщину от Шаолиньпродакшен – “Дыхание Красного Дракона” или “Речные заводи”. Ну а после 500 мл – СВЯТОЕ РЕТРО: “Farewell, Moranbong!”
Рипс, после половины литра я не могу видеть без слез руки Сюзи Бланк – и это fatum.
Помнишь, когда она бинтует крыло Владимиру своей сорочкой, а он закрывает глаза и спрашивает: “Тебе приходилось спать в небе?” – “В небе? – переспрашивает она. – Как это?”
И сразу – кровь сквозь сорочку! плюс прибой! плюс морская пена на скалах! плюс мурены вокруг трупа Рональда! плюс ветер в волосах! плюс запах сожженного гнезда – и как только ветер понесет песок и скрипнет на зубах песчинка – так у меня и потекло.
И я плачу до самой ее реинкарнации.
Вот загадка для столь несентиментального человека, как я.
Но здесь, в GENLABI-18, плакать пока нет повода.
Не успел повторить “Катеньки”, как дверь булькнула, вошли двое: Бочвар и Карпенкофф.
– Рипс, а говорят, что биофилы только нюхают, жмут и трут! – засмеялся Бочвар.
– К сожалению, пьют тоже, – выпил я.
Он зашел за стойку и загремел бутылками.
– Господин Глогер, чем вы боретесь с бураном? – спросила Карпенкофф, глядя на мой пустой кубик.
– Водкой “Катя Бобринская”, – ответил я, лишний раз убедившись в тяжелом V2 этой самки.
– “Катя Бобринская”? – переспросила она с угрюмым минус-директом, словно вспомнив сразу всю свою мутную жизнь. – А что это?
– Марта, это хорошая ржаная водка, – опередил меня Бочвар. – Эйс-позит.
– Тогда налейте мне. – Карпенкофф опустила свой
