каждый огонек.
– Отсутствуют, – констатировал он, пряча оптику. – Лампочки, видать, поменяли.
– Рано еще, Кузьмич! – откликнулись сзади.
Двое «серебряных», наскучив бездельем, незаметно подъехали, дабы тоже принять участие в ночной рекогносцировке.
– Рано для синего. Я дважды время засекал, и каждый раз после двух пополуночи выходило. А сейчас еще без трех минут.
– Стало быть, график у них, – понимающе кивнул красный командир. – Обождем, не холодно вроде. Вы как, товарищи?
«Серебряные» и не думали возражать. Сидение на постоялом дворе уже успело надоесть, посему загадка, пусть и маленькая, была воспринята, как прекрасный повод развеяться. О синем огне бойцы даже пытались расспросить местных жителей, но те не слишком откровенничали. Зато караульный у ворот, тоже изрядно скучая, сообщил, что в Пачанге хранится некое очень ценное зеркало, а еще живет слоненок. В последнем бойцы были не слишком уверены, поскольку общались с местным товарищем на ломанном китайском. Но вроде бы ошибки нет. «Хианг», только «хиао» – маленький.
Услыхав про «хианга», Чайка рассмеялась, впервые за много дней, и Кречетов не без облегчения вздохнул. Не зря поехали! Пусть все эти огни со слонами – ерунда на репейном масле, зато девушка не прячется посреди четырех стен наедине со своей бедой.
– Недостойная просит прощения у храбрых воинов, – отсмеявшись, заговорила Чайганмаа. – Им не солгали, Зеркало в Пачанге действительно есть. Его называют Черным и хранят в недоступном тайнике. Говорят, оно показывает человеку его самого, его силу и слабость, храбрость и страх. А еще оно может дать ответ даже на самый трудный вопрос. Слоненок же…
– Синий, товарищи! – перебил один из бойцов. – Слева, над двумя огоньками.
Кречетов вскинул бинокль. Есть! Там, где только что была тьма, загорелась большая синяя звездочка. Одна, другая… Третья.
– Почти под самой крышей, – рассудил Иван Кузьмич. – Стало быть, горница там…
– La salle, – негромко подсказала девушка. – Зал.
– Или зал. А времени у нас сейчас…
– Три минуты третьего, – подсказал один из «серебряных», щелкая крышкой часов. – Только, Иван Кузьмич, не электричество это. Я электриком в Чите три года работал, не спутаю.
Красный командир спорить не стал, хоть и не поверил до конца. В Чите таких дворцов не строено. Да и чему еще там гореть? Не керосину же!
Огоньков прибавилось. Четыре, шесть, восемь… Они горели ярко, затмевая ровным синим свечением желтизну окон. Ярче, ярче, ярче… Вот уже стали видны стены, проступили неясные контуры крыши, синий огонь растекался по огромному зданию, осветил стальные конструкции причальной вышки, поднялся ввысь, к низким зимним тучам.
– Вот почему его Синим назвали! – выдохнул Кречетов. – Не зря, значит.
– Нору-Омбо, – откликнулась девушка, – Jean! Mon brave, Jean! Pourquoi ne puis-je
