называл зомби. Двигаются, работают, пихают в рот что-нибудь, что позволяет им двигаться и работать. Мыслительных процессов я у этого большинства не наблюдал… (Довольно частая позиция вступающего во взрослую жизнь вчерашнего подростка.)
Но кем я стал, к чему пришел к тридцати годам? Чем я отличаюсь от тех, кого называл зомби?… Я, как и все (как и большинство, скажем так), тоже стремлюсь побольше зарабатывать, вкуснее питаться, удобнее устраивать свой досуг, искать новые развлечения, научиться быстрее громить в компьютере вражеское государство или останавливать пуск атомной ракеты фашистами в трехмерном изображении… А когда-то мои цели и задачи были иными. Хотя бы на словах и в мечтах.
Я любил разговаривать о больших проблемах, любил удивлять, шокировать скучное большинство. За это, наверное, Наталья меня тогда и полюбила. По крайней мере, ей нравилось быть со мной, слушать меня, она старалась отзываться на мои мысли. Я ловил эти отзывы и вдохновлялся еще больше. (Вторая моя девушка, Вера, была равнодушней, для нее главным были танцы и мягкий секс после них.)
А теперь… За три года со мной Наталья ничего интересного и большого не услышала. Обычная жизнь обыкновенных людей. Клетки мозга тратятся на выбор продуктов в супермаркете, на размышления, стоит или не стоит смотреть такой-то фильм в кинотеатре, и на тому подобную бесконечную херь… И вот полюбовалась она на меня, на ту жизнь, которая ей уготована, и стала искать другого. Того, кто если и не станет говорить ей о большом, то уж точно будет это большое делать.
Я изо всех сил желал ей неудачи, надеялся, что она прибежит ко мне и будет просить прощения, и я не прощу. «Все, разводимся, – скажу сухо и четко. – Предала раз, предашь еще». Да развестись, разбежаться, забыть друг о друге. Слава богу, детей завести не успели.
Но все же я чувствовал долю своей вины в случившемся. Когда женщина видит, что ее мужчина успокоился, он перестает представлять для нее интерес… Кажется, нечто подобное пытался объяснить мне Руслан, когда я прибежал к нему в тот вечер…
И чем мне заняться, когда я останусь один? То есть – буду свободен. Конечно, займусь обустройством своей личной жизни. Квартира, машина, удобные и нужные вещи. Техника. Но я не об этом. Без чего-то большого даже самая обустроенная жизнь очень быстро превратится в отвратительную преснятину. Стопудово.
(Может быть, я был не прав, да, в сущности, и оказался не прав, но тогда, на кровати в одноместной палате, я уверял себя, что иначе и быть не может, и искал в уме то большое, что придаст жизни смысл.)
В юности я увлекался французской литературой двадцатого века. Не литературой даже, а контркультурой, которая на некоторое время стала культурой. Пиком этого процесса стал шестьдесят восьмой год, о котором я собирал любые сведения. Даже папочку специальную завел для вырезок из газет и журналов, перечитывал их десятки раз. Покупал книги сюрреалистов, Селина, Сартра, Камю, долго гонялся за сборником материалов о ситуационизме… Все это в начале девяностых было еще редкостью…
