над американскими фильмами, в которых показывали магазинчики при заправках. Вечно там что-нибудь происходило, в этих магазинчиках, они вообще стали неким киношным штампом – к заправке подъезжает автомобиль, человек весело идет купить банку колы, или, наоборот, кто-нибудь полуживой добредает, и тут-то начинается… А теперь я сам оказался таким персонажем.
Впрыгнул в магазинчик в обледенелом пальто, со слипшимися волосами, распухшей, перекошенной мордой. Навалился на стойку, прохрипел, задыхаясь:
– Вызовите «скорую»… Скорее… – И сам достал телефон. – Какой здесь адрес? Скорее… А?…
Вместо ответа девушка-продавщица закричала:
– Сережа! Сереж, иди сюда!
Из подсобки, или откуда там, появился здоровяк в синей бейсболке. Он вполне мог выкинуть меня за дверь – «нам не нужны геморрои!» – но все же помог. Усадил на стул, позвонил в «скорую». Правда, когда положил трубку, посоветовал пока никому не говорить, что меня избили, ограбили.
– Потом заявишь, в больнице. А то нас тут затрахают допросами. О’кей?
Я кивнул. Я уже был на все согласен, лишь бы меня быстрее стали лечить. С ногой творилось страшное – она уже не вмещалась в штанину, носок натянулся, напоминал валенок…
Минуты – я то и дело смотрел на часы в мобильнике – ползли изводяще медленно, цифры менялись с небывалой, нереальной неспешностью. Раньше я часто курил гашиш, люблю футбол – я знаю, что такое протяженность минуты. И никогда она не длилась так долго, как в этом магазинчике. Пять минут протекли, как несколько часов…
– Извините, – заговорил я, измученный, добиваемый этой медленностью, понимая, что с каждым вязким мгновением моя плоть, оттаивающая, киснет, как мясо из холодильника на солнечном подоконнике, и нужно было что-то предпринимать. – Извините… – Я вспомнил, что при обморожении нужно пить чай. – У вас чаю не будет?
– Вон там, – сразу отозвалась девушка за прилавком (Сергей снова исчез), – в автомате. Десять рублей. С лимоном – двенадцать.
Говорила таким тоном, словно я зашел сюда из теплой кабины, и сейчас, выглотав горячую сладкую жидкость, снова в нее залезу. А я ведь… «Идиотина!»
Боясь, что пальцы лопнут, как наполненные водой презервативы (в школе мы кидались такими «капитошками»), я залез в карман и достал оставшиеся десятирублевки. Поднялся, подскакал к аппарату и нажал «чай». Сунул купюру в щель. Щелкнуло, зашипело. Внизу стукнул пластиковый стаканчик. Я наклонился.
– Подождите, – голос от стойки (следила, значит, за моими судорожными движениями), – он медленно наливается.
Голос звонкий, юный, правильный. Такая типичная тина двухтысячных: честно отрабатывает смену, четко знает свои обязанности, с людьми вежлива, но неожиданностей пугается, начальничку Сергею не дает, пятьдесят процентов зарплаты вносит в семейный бюджет…
Ждать, пока стакан наполнится, было тошно. Неудобно, больно, страшно вот так просто стоять и ждать. Рядом находился банкомат. Вроде работает – картинки на дисплее меняются, завлекают.
