прям Изаэль… тьфу, навязло в зубах. Есть хочешь?
– Нет, – прошептала она, – мне так хорошо…
– А мне еще лучше, – сказал я нежно и прижал ее к груди. – Ну, за Астральмэля?
Бобик несколько раз врывался в жилище, весь захэканный и с высунутым языком набок, быстро проверял, не исчез ли я, и снова стремительно исчезал навстречу требовательным вопликам детворы.
– Видишь, – сказал я неодобрительно, – как влияние улицы перебивает благотворную, хоть и более нудную, как им всем кажется, заботу родителей. А уж о воспитании и говорить неча!
Она пробормотала счастливо:
– Но у нас все так…
– Среда формирует сознание?
– Да…
Я сказал озадаченно:
– Вот уж не думал, что и у эльфов дворовое воспитание… Хорошо, хоть подворотен у вас нет. Хотя свято место пусто не бывает, у нас вся страна из оттуда, а если послушать правительство, так и ваще… Это что, уже рассвет? Что за дурная страна!
– Да, мой дорогой конт.
Я пробормотал:
– Да, я еще тот конт. Всем контам конт, такое законтачил…
Она всмотрелась в мое лицо.
– Ты чем-то озабочен?
Я пробормотал:
– Да у нас, людёв, вечные заморочки. Это у вас незамутненное счастье… Из Варт Генца, это такое очень дальнее королевство, слишком уж отчаянные призывы… от Меганвэйла, сэра Клифона и даже Фридриха Геббеля, которых я весьма уважаю тоже… курьеры, курьеры, десять тысяч курьеров!
– И тебе надо мчаться на этот призыв?
Я пробормотал:
– У нас, героев, вся жизнь такая. Так что встаю, надеваю штаны и… в путь труба зовет!
Она смотрела большими серыми глазами, как я проделываю все это, свойственное герою, а когда еще и сумел сапоги натянуть самостоятельно, сказала тепло:
– Пусть весь мир будет к тебе добр, как стал теперь Лес…
– Ага, – откликнулся я саркастически, – он станет! Только и смотрит, как бы лягнуть или укусить.
– Лес?
– Весь мир, а лес тоже хорош. Коряги под ногами, деревья зачем-то растут…
Я крепко поцеловал ее и вышел в сверкающий на солнце яркий мир, где нет темных или мрачных красок, а все искристое, легкое, радостное, ликующее, будто посыпано пудрой с крыльев молодых бабочек.
Перед Зайчиком колышется, словно лоза на ветру, тонкая фигурка Изаэль, та хитрюга что-то сует моему арбогастру в пасть, а этот предатель жрет из рук эльфийки с таким аппетитом, словно это я сам даю подковы и гвозди.
Бобик извертелся возле них, то вклинивается между и распихивает, то смотрит в ее лицо с таким видом, словно тоже ждет чего-то вкусного. Более того, по морде вижу, что уже пожрал, но упорно намекает на добавку.
Я окликнул сердито:
– А ну брысь, шмакодявка!.. Чего мне зверей травишь?
Она обернулась, на меня в высокомерном удивлении взглянули ее огромные прекрасные глаза с длиннющими ресницами,
