тем, которые я имел с тобой и твоими дружками?
– Хуже, значительно хуже, – улыбнувшись, ответил «актер».
Улыбка мне его не понравилась. Проигравшие так не улыбаются.
– Да?
– Конечно. А чтобы ты в этой поверил, я хочу дать тебе кое-какие доказательства серьезности моих слов.
– И как ты мне это докажешь?
– А вот так, – сказал «актер».
И умер.
2
Я сидел в таверне «Кровавая Мэри», попивал пиво и следил за тем, как бармен пытается поймать водивших по потолком хороводы летающих рыбок. На этот раз сачок у него был новый, в веселенькую разноцветную клетку, на длинной, очень удобной рукоятке.
– Вот таким он наверняка кого-нибудь поймает, – сказал сидевший справа от меня Хоббин.
– А может и не поймает, – добавил пристроившийся с другой стороны Ноббин.
– Почему ты так думаешь?
– Потому, что поделай он их на самом деле выловить, то уж наверняка бы давно это сделал. Такая мысль, голова садовая, тебя не посещала?
– Ах, это я голова садовая?
– А кто же еще?
Далее их слушать не имело никакого смыла. Вот накричатся, наобзываются…
Я отхлебнул из кружки и подумал, что Ноббин, вполне возможно, попал прямо в цель. Так ли трудно нанять какого-нибудь кукарачу? Он избавит «Кровавую Мэри» от этих рыбок в два счета. Причем, обойдется это достаточно дешево.
Зачем же тогда бармен разыгрывает целое представление с сачком? А если и в самом деле – представление? Для посетителей? Насколько я знаю, кое-кто уже заключает пари на время, в течение которого будет поймана хотя бы одна рыбка. А может, бармен решил, что должен поймать этих рыбок лично, своими руками? Почему? Ну, кто это может знать? Возможно, для него это вопрос чести, престижа? Своими руками избавить таверну от этой напасти…
Хоббин толкнул меня локтем в бок и спросил:
– Ессутил, веришь ли ты в мою честность?
Его огромные глаза смотрели на меня так пристально, словно бы от моего ответа зависело что-то и в самом деле важное.
– Хм… – сказал я. – В каком смысле? В делах?
– Между своими.
– Ах, между своими… – улыбнулся я. – Тогда – да, верю.
– Вот! – торжествующе вскричал Хоббин. – Что и требовалось доказать!
– И ты это хочешь выдать за доказательство? – Ноббин презрительно оттопырил нижнюю губу. – Да таких доказательств, если хочешь…
– Стоп, – встрял в разговор я. – Уж ни пытаешься ли ты сказать, что мое слово не имеет никакого значения?
– А почему бы… – начал было Ноббин, но тут же одумался, резко сбавил тон. – Вообще-то – нет, не считаю. Однако это не свидетельствует о твоем ко мне неуважении.
– Неужели? – спросил я.
– Понимаешь, ты, конечно свой, но не настолько, чтобы считать тебя совсем уж своим. Ну… как тебе объяснить?
– А ты попробуй, – сказал
